Стёртая - Тери Терри

Мягкие, пушистые полотенца, чистое белье.

Больничная одежда. Нет, так нельзя. Я пытаюсь сосредоточиться, но не могу. Меня укладывают в постель, но это не моя постель. От прохладных простыней по коже бегут мурашки. Не моя кровать? Стараюсь не закрывать глаза, но веки все равно опускаются.

– Кайла, ну же, давай. Проснись.

Мне тепло и хорошо. Я парю отдельно от тела и не хочу возвращаться. Оставьте меня в покое. Скольжу через слои тьмы, и голоса слабеют, удаляются…

Вокруг меня кирпичи. И надо мной тоже, насколько хватает взгляда. Я скребу раствор, и он начинает крошиться. Понемножку, по чуть-чуть. Теперь уже недолго…

Скоро я буду свободна.

Другой голос.

– Ну же, Кайла. Пора домой.

Мама?

Глаза открываются.

Мы поднимаемся по винтовому коридору подземного паркинга.

Мама совершенно спокойна и невозмутима. Пока мы шли к машине, она рассказала, что была в офисе подруги, когда грянул первый взрыв. Они заперли дверь изнутри и спрятались под стол.

Когда все закончилось, она долго искала и не могла найти меня. Никто ничего не знал. Целью нападавших стали два этажа – десятый, на котором находилась я, и девятый, где располагаются врачебные кабинеты и комнаты для совещаний. Впрочем, из руководящего персонала никто не пострадал. Их всех, по примеру доктора Лизандер, быстро увели в безопасное место. Потом, поскольку я не унималась, мама все же признала, что погибли несколько медсестер и лордер. А также все террористы.

В конце концов меня все же нашли: в глубокой отключке. Задержанная реакция и шок, в результате которых, как они посчитали, мой уровень и полетел вниз. В последний момент перед тем, как я вырубилась насовсем, мне сделали укол, а потом держали на успокоительных, не зная, стоит ли отпускать меня без полного обследования и сканирования.

Мама сказала, что ей пришлось пустить в ход свое влияние и позвонить нескольким знакомым, занимающим высокие кресла. Лишь после этого ей позволили забрать меня домой. А еще она сказала, что к тому времени так подняла всем нервы, что ее едва ли не вынесли за ворота на руках.

Дом.

Я немного поспала в машине, потом притворилась, что еще сплю. Эффект инъекции ослабевает. Память начинает возвращаться, сначала кусочками, потом лавиной.

Террористы прорвались в больницу – я не могу в это поверить. Еще труднее поверить, что они убивали людей. «Не трать впустую пулю!» Может быть, будь у них больше патронов, я тоже была бы сейчас мертва. Столько крови… и медсестра, лицо которой не могу вспомнить.

Заставляю себя вернуться в кабинет доктора Лизандер. К ее компьютеру. «Совет рекомендует терминацию; доктор Лизандер возражает». Что это значит? И самое странное: на протяжении всей этой истории я держалась на вполне приемлемом уровне. Совершенная бессмыслица.

Но самым страшным, тем, что и столкнуло меня во тьму, была встреча с Феб.

У мамы железные нервы, и держится она до самого дома, но, едва переступив порог, сдает: падает на диван, сворачивается в комочек и дает волю слезам. Тоже задержанная реакция.

– Что будем делать? – спрашиваю я.

– Позвоним папе, – предлагает Эми.

Мама качает головой – нет.

– Тогда тете Стейси?

Кандидатура не вызывает возражений, и Эми звонит тете.

Долго ждать не приходится, и вот Эми уже играет с малышом Робертом и отдает мне указания насчет обеда, а Стейси и мама берут себе в компанию бутылочку красного вина.

Главное Эми знает: террористы напали на больницу. О том, что видела двоих в кабинете доктора Лизандер и что один из них едва не застрелил меня, я ни ей, ни кому-то еще не сообщала. Не стала говорить и об убитой медсестре. Эми слушает с увлечением и желает знать все подробности, а этого уже вполне достаточно, чтобы держать их при себе.

В вечерних новостях событию посвящено пять секунд: «Сегодня днем группа вооруженных террористов предприняла попытку атаковать крупное медицинское учреждение в Лондоне. Попытка провалилась».

Расскажите это той медсестре, чья кровь залила весь пол.

– Ты пережила вчера настоящее приключение, – говорит папа, поглядывая одним глазом на дорогу и другим на меня.

– Наверно.

– Испугалась?

– Да.

– Хорошо.

Я удивленно смотрю на него.

– На твоем месте не испугался бы только сумасшедший. – Он останавливается на красный сигнал светофора. – Выспалась?

– Да.

– Кошмаров не было?

– Нет. – Вообще-то закрывать глаза я боялась, но если что-то и снилось, то в памяти ничего не задержалось.

– Интересно. Впервые с тобой случилось нечто по-настоящему страшное, и при этом ты спишь как младенец. – Папа качает головой, как будто я для него загадка, которую он пытается решить. У меня такое чувство, что ему не нравится, когда он чего-то или кого-то не понимает.

– Может, дело в уколе, который мне сделали в больнице.

– Может быть, – говорит он, но я понимаю, что ему хорошо известно, как долго длится действие больничных инъекций. – Что ты подумала о террористах?

Неужели он каким-то образом узнал, что я встретилась с двумя из них лицом к лицу? Нет. Откуда? Мы на извилистом участке дороги, и он смотрит только на нее.

– Так что?

Что я думаю о террористах… Да они у меня из головы не выходят. Взорвать автобус со школьниками, убить медсестер…

– Они – зло.

– Некоторые считают, что их действия оправданны. Что лордеры заходят слишком далеко, что зло – это они. Что происходящее в этой и других подобных больницах неправильно.

Я в шоке. Как у него хватает смелости говорить такое, пусть даже кто-то – какие-то неизвестные, безликие и безымянные люди – так думает.

– Но ведь террористы убивают людей, невинных людей, которые вообще ни при чем. Неважно, почему они так делают, это все равно неправильно.

Он склоняет голову, как будто обдумывает сказанное мной.

– То есть для тебя их методы важнее точки зрения? Интересно.

Мы сворачиваем к школе. Я собиралась попросить подождать минутку – а вдруг миссис Али распорядилась исключить меня и из воскресных тренировок, – но теперь мне хочется поскорее выйти из машины и не слышать папиных вопросов. Когда он говорит «интересно», это звучит так многозначительно.

Фергюсон уже здесь. Он здоровается со мной кивком, когда я выхожу из машины, и мое появление ничуть его не удивляет. Папа машет рукой и уезжает. Мама требовала, чтобы я осталась сегодня дома, но он сказал, что присматривать за нами постоянно невозможно и меня лучше отпустить. В себя она пришла еще вечером, посидев с тетей Стейси, так что когда через несколько часов папа вернулся домой, никто бы и не догадался, что ее что-то расстроило.