История моей страны. Восемь удивительных рассказов о политике реформ и открытости - Хэ Цзяньмин

Со «спекуляцией» было решено! Фэи Айцянь, вкусившая прелесть подобного заработка, уже не могла остановиться. Она знала, что для получения прибыли нужно, во-первых, закупать дешево, а во-вторых, быстро продавать. В те времена в Иу было два приличных базара: один — в поселке Чоучэн, а другой — в Няньсаньли. Один базар работал по четным числам, а другой — по нечетным. Чтобы успевать торговать на обоих рынках, Фэи Айцянь после сворачивания лотка на одном базаре, поставленного с раннего утра, во второй половине дня садилась в машину и мчалась в другое место для закупки товаров. Ночью она возвращалась домой и готовила очередную партию для продажи, — только так можно было попасть на другой базар. Фэи Айцянь не говорила о том, с какими ситуациями сталкивались женщины, расположившиеся с лотками на улицах, лишь рассказывала о закупке товаров в других местах. Было видно, что эти воспоминания заставляли ее заново переживать кошмар… Мы долго разговаривали с Фэи Айцянь — ее рассказ был весьма красочным.

Тогда я еще только начинала заниматься торговлей. Однажды летним днем мне нужно было закупить бумажные веера в универмаге Цзиньхуа. Но в одни руки много не давали. Пришлось обращаться к людям за помощью. С большим трудом я набрала партию в 2000 штук. С корзинами спешила вдоль железной дороги, чтобы успеть на поезд. День был жарким, а ноша — тяжелой, и за полдня я не выпила ни капли воды и не съела ни зернышка. Внезапно сердце сдавило, из глаз посыпались искры, и я вместе с корзинами повалилась на край железной дороги. Как ни старалась, я не могла встать, а в голове крутилось: «Всё ужасно, ни денег не заработаю, ни жизнь себе не верну». Меня заметил рабочий железнодорожного переезда, помог дойти до своего домика, принес воду и размял поясницу. Я еле пришла в себя!

Рассказывать о трудностях закупки товаров в чужих краях можно днями. Тогда политика не была свободной. Мы, частные предприниматели, ходили в государственные магазины для закупки товаров, и люди сторонились нас, словно видели злого духа. Продавцы в магазинах смертельно боялись, что если отпустят нам что-то для перепродажи, на их монеты налипнут капиталистические микробы. Но на многих предприятиях, бывало, скапливались излишки продукции, и вопрос с нашим сотрудничеством благополучно разрешался — ведь мы проводили сделки за наличные.

Фэи Айцянь немного задумалась, потом продолжила рассказ.

А вот обратный путь часто бывал труднее. Борьбу со спекуляцией на железной дороге проводили жестче, чем обращались с ворами. Когда поезд прибывал на станцию, на ней всегда были люди с красными нарукавными повязками. Они регулярно патрулировали окрестности. Попадаться к ним в руки очень не хотелось! Чтобы избежать проверок, мы не заходили на вокзал. Приходилось ждать, пока поезд начнет трогаться или тормозить, — в этот момент мы цеплялись за поручни, чтобы сесть на поезд или сойти с него. И каково было пожилым женщинам, тащившим корзины с товаром! Кто наблюдал подобные сцены, могут сказать, что, мол, нам деньги дороже жизни! Откуда им знать, что я поступала так ради семьи, чтобы мои дети ходили в школу и ели досыта!

Однажды я спрыгнула с поезда, чуть-чуть не рассчитав время, и едва не сломала ноги. Может показаться смешным, но как-то раз я спрыгнула с поезда и стала собирать в корзину разбросанные товары.

Выпрямившись, я увидела, как в мою сторону идет человек с красной нарукавной повязкой. Я так испугалась, что бросила корзину и упала на землю. Ладно, если бы он занимался досмотром! Пусть и досматривал бы, однако этот враг, как назло, бродил вокруг и не уходил, заставив меня несколько часов лежать на земле. Это тяжело, и сейчас, вспоминая об этом, мне хочется плакать…

Как гордый человек, Фэн Айцянь не хотела, чтобы другие видели ее слезы. Она подняла голову, и ее голос стал громче.

И дело не только в технических трудностях, когда ты пытаешься привезти товары для простых людей, чтобы обменять их на несколько заработанных тяжелым трудом монет. Очень важен моральный аспект. Нашу торговлю считали «хвостом капитализма» и упорно требовали его отрезать. Мы — люди, которые каждый день ставили ларьки, — были похожи на партизанский отряд: пару часов здесь, а потом — в другое место. Стоило образоваться стихийной площадке для продажи товара, как соответствующие органы сразу начинали разгонять и торговцев, и покупателей. А ведь мы совершенно обычные люди, нам нужно есть, нам нужно жить! Собравшись вместе, мы сразу начинали спорить. Все говорили с большой грустью: «Мы, жители Иу, видимо, навечно обречены быть „стучащей сахарной гильдией“ и вести жизнь попрошаек!» Мне было очень тяжело, и я всё время думала: неужели Коммунистическая партия и народное правительство настолько не способны понять чувства народа? Так не пойдет! Я должна в этом разобраться, и неважно, как мне объяснят, но пусть чиновник четко скажет, позволят ли нам, простым людям, иметь кусок хлеба?

Когда я узнала, что в уезд прибыл новый секретарь, я несколько дней подряд поджидала его у главного входа в уездный партком. Если я решила обратиться к начальству, то нужно было найти самого большого чиновника. Все торговцы были в курсе, что я ищу секретаря парткома уезда для разговора о справедливости, и им не терпелось узнать результат.

Однажды мне подсказали, указывая на человека, который вышел из парикмахерской, что это и есть тот самый новый секретарь Се. Невысокого роста, одет очень просто — не скажешь, что начальник! Я смело поприветствовала его и спросила:

— Вы секретарь Се?

Он посмотрел на меня и спросил, кто я такая и чем занимаюсь. Я сказала:

— Я веду торговлю на базаре, мелкую торговлю, чтобы прокормить семью. Но почему правительство гонит нас каждый день, не давая осесть, или устанавливает непомерные сборы, чтобы вынудить нас прекратить этим заниматься?

Когда я произнесла эти фразы, секретарь Се пристально посмотрел на меня. Заметив, что за моей спиной стоит толпа зевак, он покачал головой и попросил меня пройти в его кабинет.

Услышав эти слова из уст секретаря уездного парткома, продавцы сильно испугались, думая, что со мной, Фэн Айцянь, сейчас покончат — если не арестуют, то подвергнут безжалостной критике. Я тоже очень нервничала. Глава уезда — он мог легко отправить меня в тюрьму на веки вечные! Однако я подумала, что если дело дойдет до тюрьмы и придется сесть за решетку, то всё равно я должна услышать объяснения из уст секретаря Коммунистической партии: что плохого в торговле? Я последовала за секретарем Се в