Наследство в глухой провинции - Лариса Кондрашова

Этот монолог я произнесла мысленно, но и добавила в начатый Лерой перечень недостатков Михайловского и такой: нежелание видеть очевидное. Такой вот парадокс.

А вслух я сказала:

— Судя по твоему настроению, ты получил то, что хотел. Тогда, наверное, я могу отправляться домой?

Сейчас он скажет: катись колбаской по Малой Спасской! В том смысле, что никто меня в этих краях и не держит. Но услышала от него совсем другое:

— Ты же дала согласие поехать в субботу на Синь-озеро. Я уже все организовал. Переночуешь у нас…

В какой-то момент мне захотелось выпалить, что я не останусь. Но ничего такого не сказала.

И что странно, повлияла на мои намерения вовсе не любовь к Михайловскому, а жалость. Глупый, упрямый мальчишка! Размахивает своими принципами, как флагом…

Да, не умею я делать равнодушное лицо. Федор прочитал на нем, что воевать с ним я не собираюсь, и облегченно вздохнул.

— Погоди, Федя, как так переночую? А что скажет Лера?

— Не можем же мы все время оставлять ее одну. Убойный довод, ничего не скажешь!

Федор теперь будто усиленно решал какую-то мысленную задачу. Что-то он пытался мне сказать, даже морщины на лбу собрал от натуги. Так что пришла наконец и моя пора его допрашивать.

— Ты не ответил, как на это посмотрит твоя дочь? Или ты считаешь, мне лучше спать в ее комнате?

— Еще чего, пора ей привыкать.

— К чему?

— Черт, никак у меня не получается формулировка, чтобы сказать четко и ясно, как говорится, языком протокола…

— Короче, Склифосовский!

— Ты права: как аукнется, так и откликнется. А мне всегда казалось, что отвечать на вопросы совсем просто. Дело в том, что я прекрасно понимаю: ты не захочешь переехать из краевого центра в районный…

— А в связи с чем может возникнуть такая необходимость?

Федор смотрел на меня жалостливым взглядом, но я не собиралась облегчать ему задачу. Этот путь он должен пройти самостоятельно.

— В связи с переменой общественного статуса.

Вот это закрутил!

— Ты имеешь в виду, что я стану баллотироваться в местное законодательное собрание?

— Издеваешься!

— Понятно. Ты имел в виду теткин дом. Получив его, я стала домовладелицей, да? Так если ты помнишь, я его в основном продала.

Оказывается, этим напоминанием я дала ему передышку.

— Как ты уже догадалась, человек, который заплатил за дом, больше в нем не нуждается.

— Значит, Далматова убили?

— Убили. Вместе с верным другом Вирусом, тремя казаками, исполнявшими при нем роль телохранителей, и каким-то парнем в малиновом пиджаке с бабочкой.

Вроде официантов в малиновых пиджаках было двое, но второй, наверное, уцелел. Или успел уйти до заварушки.

— Это был его официант. А может, по совместительству и повар. Меня на кухню не проводили.

— Понятно, красиво жить не запретишь… Ну да ребята выяснят его личность…

— Какой-то ты сегодня странный. Может, потому что не выспался?

— А в чем ты видишь странность?

— Начинаешь с одного, перескакиваешь на другое. Явно резинку тянешь.

— Это потому, что я боюсь.

— Неужели бесстрашный супермент умеет бояться? Непохоже.

— Ага, тебя бы на мое место. Представь, решается твоя жизнь, а ты не знаешь, как отнесется к этому человек, на которого все надежды возлагаются. Вдруг то, что ты считаешь судьбой, для него так, семечки…

— Чего же тогда с ненадежным человеком о таких вещах разговаривать? Да еще пособником бандитов.

— Я не сказал ненадежный, — запротестовал он.

— Михайловский, вы меня удивляете! — сказала я тоном строгой учительницы. — Сказали «а», говорите и «б».

Он набрал побольше воздуха, будто собирался нырять, и сказал:

— Ларка, пойдешь за меня замуж?

Я едва сдержалась, чтобы не расхохотаться. Такое на его лице проявилось облегчение, будто он сбросил с плеч тяжеленный груз.

Не то чтобы я его предложению удивилась, но как-то не вязалось оно ни с нашим предшествующим разговором, ни с настроением… Совсем недавно, казалось, я его откровенно раздражала. Этот его лед во взгляде… Мы с ним провели всего одну ночь!

— Федя, ты застал меня врасплох, — медленно проговорила я.

При том моя женская суть чуть ли не вопила: «Соглашайся! Такой мужик — красавец! Все бабы обзавидуются!»

— А женщин врасплох брать и надо, — самоуверенно сказал он, — еще тепленьких и расслабленных.

— Я бы хотела немного подумать.

— Но хотя бы в принципе: как ты считаешь, из нас получится хорошая пара?

— Если постараться, — сказала я неопределенно.

Но все-таки что-то мне мешало радоваться его предложению. Может, то, что слишком многим мне в таком случае придется поступиться? Любимой работой, любимой подругой, близостью родителей, которых я в таком случае смогу видеть хорошо, если раз в год… Неужели я не способна на безоглядность ради любви? Или я не уверена в том, что она есть? Слишком много вопросов.

— Большинство знакомых мне женщин сочли бы лестным такое предложение, — сказала я в ответ на его тревожное ожидание.

— Я не говорю о многих. Как к моему предложению относишься ты?

— Думаю, ты будешь хорошим мужем.

А про себя усмехнулась, смотря какой смысл вкладывать в это определение. Интересно, опера вообще бывают хорошими мужьями в житейском смысле этого слова? Приходят домой вовремя, выходные проводят с семьей…

— Вместо определенного ответа — дипломатические увертки.

— Но, Федя, — взмолилась я, — ты представь себе, сколько трудностей нам придется преодолеть…

— Нам! Ты сказала — нам!

Он схватил меня в охапку и закрутил по комнате.

— Значит, ты меня хоть немножко любишь?

Странно, такой красивый, на мой взгляд, мужчина и сомневается в том, что женщина может его любить. Я всегда считала, что красавцы безмерно самоуверенны. Но главное, мне кое-что мешало… Отсутствие, нет, не легкости, а единения, понимания, общности интересов — тут можно было бы долго подбирать синонимы — словом, то, что объединяет мужчину и женщину тогда, когда они не лежат в постели…

Да, несомненно, Михайловский был куда основательнее того же Дольского, надежнее, даже величественнее… Но не могу же я всю жизнь заниматься тем, что разъяснять ему свои порывы, желания, интересы, которые он — как мне кажется — будет сравнивать с неким шаблоном, им же самим изготовленным.