Пока смерть не разлучит нас - Кэролайн Грэм

— Выходит, это похищение с целью вымогательства?

— Похоже на то.

— Как-то подозрительно быстро они всё успели провернуть, — вмешался Трой. — Я не имею в виду сами фотографии. Если ее схватили во вторник, во второй половине дня, то вполне могли сделать первый снимок вечером. Но ведь доставка по почте требовала времени.

— Пожалуй, ты прав.

— Получается, все три фотографии уже были здесь, самое позднее, в понедельник вечером. Могли не поспеть, даже при отправке с пометой «срочно».

— Почтовое ведомство предоставляет в качестве дополнительной услуги доставку в течение суток, — сказал Обри. — Стоит недорого, но нужно заполнить бланк, а я сильно сомневаюсь, чтобы это понравилось нашим ребятам. Хотя ведь всегда можно самолично кинуть письмо в почтовый ящик.

— Рискованно, черт побери, — усомнился сержант Трой.

— Не особенно. Если делать это посреди ночи, когда все спят, — возразил Обри. И, осведомившись, нужны ли еще Барнаби снимки, Марин бережно убрал их обратно в пластиковый конверт.

— Должен признать, это проливает новый свет на рапорт Перро, — произнес Барнаби, покидая дом через то же французское окно. — Неудивительно, что Холлингсворт хотел от него избавиться поскорее.

— И объясняет, почему он так поспешно втащил констебля в дом, а не держал на пороге, — добавил Трой. — Эти ублюдки первым делом грозят убить жертву, если близкие обратятся в полицию. — И он продолжил: — Сказать, что я думаю?

Барнаби издал низкий, хриплый звук. Не тот, каким побуждают к откровенности.

— Я тут поразмыслил, это доказывает, что Холлингсворт сам себя порешил. Заплатил денежки, — видать, за тем он и мотался ночью в понедельник, — а когда вернулся, они связались с ним и известили, что она того, не выдержала. Без нее жить незачем, и он кончает с собой. Что думаете?

Барнаби думал, что пока это в корне противоречит его внутреннему убеждению, но вполне правдоподобно. Не желая принимать во внимание это малоприятное обстоятельство, он успокоил себя мыслью, что, если речь идет о похищении и предстоит поиск бренных останков, удастся получить под это больше людей и денег.

Перро, который снова дежурил возле ворот в переулке, при виде начальства подобрался. Однако на сей раз Трой удовольствовался грубым жестом, соединив большой и указательный пальцы, и брошенным вскользь: «Тупая задница».

Барнаби взглянул на жилище Брокли. Поставив на стекло передние лапки, в окно снова выглядывал пудель. Позади собаки маячила Айрис, бледная и неподвижная. Хотя лицо ее обращено было вовне, взгляд, настороженный и непонимающий, как будто принадлежал незрячей. Она выглядела растерянной и словно бы съежившейся.

Было почти семь, и старший инспектор почувствовал сильное отторжение при мысли, что должен добавить еще толику горя в копилку без того богатого несчастьями дня. Пусть кто-нибудь другой пойдет и поговорит с Брокли. С него на сегодня довольно.

— Констебль!

— Сэр? — Перро, стоявший по стойке смирно, подтянулся еще больше.

— Любую почту, адресованную в «Соловушки», — мне на стол. Немедленно.

— Лично доставлю, старший инспектор. У меня мотоцикл.

— Не переусердствуйте, Перро.

— Слушаюсь, сэр!

Колин Перро смотрел вслед двум удаляющимся полицейским, и плечи его слегка расслабились. Сначала он прогуливался взад-вперед перед домом, затем позволил себе войти в черные с позолотой ворота и расхаживать по гравийной дорожке. Постоял немного на ступенях перед входом. Чтобы люди знали, что полиция бдит.

Правда, зрителей почти не осталось, и мало кто провожал взглядами отъезжающий микроавтобус экспертов. Перро взглянул на часы: семь тридцать. Тогда все понятно. Экспертам трудно конкурировать с очередной серией «Жителей Ист-Энда».

Перро вздохнул и подумал, не принести ли ему из патио к парадному входу стул и не присесть ли, раз уж за ним не надзирает никто из начальства. Он был на ногах уже девять часов, ноги и поясница болели нещадно.

Тем не менее переработка его устраивала. Через месяц у сына день рождения, Робби давно хотел горный велосипед. Мальчик уже смирился с мыслью, что байк будет не новый, как и многое из подаренного детям. Папа приведет велик в порядок, и тот будет выглядеть не хуже. Но как приятно было бы удивить паренька, купив ему новый велосипед…

Перро обогнул дом, направляясь на задворки. В конце концов, и за ними нужно приглядывать. Может, даже еще внимательнее, поскольку те не на виду.

Сад был неподвижен и тих. Деревья и кустарники купались в лимонных лучах закатного солнца. Слышалось лишь жужжание пчел, копошащихся в дремотно полураскрытых цветах, плеск лягушек в пруду да ленивая перебранка собаки с лисом где-то на краю поля.

Перро присел на синий, в ромашках гамак и смаковал тишину. Дышал он медленно и глубоко, наслаждаясь пряными, мускусными ароматами. Казалось невероятным, что совсем недавно здесь копошилась тьма людей, мужчин и женщин, извлекающих из сладко пахнущей земли безобразные свидетельства человеческой жестокости.

В этом теплом и мягком воздухе раны, нанесенные самолюбию Перро, потихоньку затягивались. Он очень близко к сердцу принял неприкрытое пренебрежение, с которым старший инспектор разговаривал с ним в Каустоне. Но сильнее обиды и стыда, что не смог действовать оперативно и смело, было чувство страха. Констебля теперь постоянно преследовали слова о том, что он «напрочь отстал от жизни там, в своей глуши».

Перро был человек деревенский. Вырви его из здешней почвы — и он зачахнет, умрет. Не взаправду, конечно. Трикси наверняка назвала бы его дурачком за подобные мысли. Когда он делился с ней своими тревогами, она уверяла его, что все будет хорошо, пока они вместе.

На самом деле все не так просто. Место меняет человека. Бывая на курсах переподготовки, он многое повидал. И эти копы из небольших городков, они… Эта их манера говорить между собой, их отношение к людям… Этот цинизм. Они разговаривали так, будто только и делали, что воевали. Постоянно толковали о «зачистках». Перро в их компании чувствовал себя совсем чужим.

Он даже не пытался рассказывать им о своей работе, заранее чувствуя презрение, с которым будут восприняты его слова. Никого не интересовали три деревушки, находившиеся на его попечении. Плевать они хотели на задиристых мальчишек, включая его собственного, которые гурьбой вырывались в три тридцать из дверей новенькой начальной школы с пластилиновыми и бумажными моделями самолетиков или еще не просохшими от красок рисунками. Или на то, с каким нетерпением ждали его стука в дверь одинокие старики. Какой смысл было там рассказывать, как в свободное от дежурства время он судил местные футбольные матчи или соревнования в клубе юных велосипедистов?

Нет слов, в его работе было много неприятного. Кражи со взломом, случаи избиения детей (о них становилось известно быстро, и деревенское сообщество разбиралось с ними безотлагательно), пьяные драки, нездоровые отношения в семье. Но не было ничего такого, что требовало бы зачисток.