Небо без звезд - Джоан Рэнделл

Девушка так засмотрелась по сторонам, что желудок сразу успокоился. Под круизьером, насколько видел глаз, раскинулись пологие холмы, укутанные большими лоскутьями снега и еще бо́льшими – замерзшей, кочковатой травы. Из земли торчали странные камни, острые и угловатые, тянущиеся к небу, словно задумали достать до туч. Здесь никто не жил. Не было Трюмов, укрытий, людей. И ни единого дерева, ни одной птицы в бесконечном белом небе.

Так вот они, Затерянные земли.

Шатин слышала, что их еще называли Мертвыми землями. Потому что никто из пытавшихся пересечь ледяную пустыню пешком не выжил.

Они стремглав летели над ней, надо льдом, камнями, промерзшей травой. Шатин никогда не понимала выражения «дух захватывает», но сейчас ей на ум пришли именно эти слова.

Да уж, от подобного зрелища и впрямь дух захватывало.

Огромная ледяная пустыня одновременно пугала и завораживала ее.

– Красиво, да? – прервал ее мысли Марцелл, и только тогда Шатин заметила, что буквально навалилась на прозрачную стену, распластав ладони и расплющив нос.

Она села прямо и как можно равнодушнее пожала плечами:

– Недурно.

Марцелл расхохотался, запрокидывая голову. И снова Шатин ощетинилась:

– Что смешного?

– Тебе никто не говорил, что врун из тебя никудышный?

Нет, этого ей никто и никогда не говорил. Она уже стала бояться, что утратила хватку. Всего десять минут в круизьере с кудрявым офицериком, и так размякла!

Шатин скрестила руки на груди – воздух в легких вдруг стал горячим.

– А тебе никто не говорил, что ты трус?

Едва эти слова сорвались с языка, она поняла, что, желая уколоть собеседника, со всего маху ударила в самое больное место.

Лицо Марцелла мгновенно замкнулось; он съежился так, словно хотел вывернуться наизнанку. Ссутулившись, уставился на землю за окном.

Шатин безмолвно выругала себя за то, что задела такую явно больную тему. Но откуда же ей было знать? И снова она почувствовала, что совсем не годится для этой работы. Ей полагалось бы «завязывать отношения». А не вгонять парня в тоскливое уныние. Ну и как теперь из него такого вытягивать нужные сведения?

Прикрыв глаза, девушка стала обдумывать новую тактику. Как бы подобрать подходящую тему, чтобы все исправить?

– Мабель.

Распахнув глаза, она уставилась на Марцелла. Он по-прежнему не отрывался от окна, устремив взгляд куда-то вдаль. И Шатин подозревала, что видит он не Затерянные земли. И может быть, даже не Латерру.

– След ведет к ней, – продолжал Марцелл. – Эту женщину зовут Мабель Дюбуа. Моя бывшая гувернантка. Семь лет назад обнаружилось, что она шпионила на «Авангард». Все это время я думал, что Мабель в тюрьме. – Он задумчиво кивнул головой. – Да, все это время.

Шатин таращилась на него, не понимая, что сказать в ответ и надо ли говорить вообще. Ее спутник, кажется, беседовал сам с собой. Как будто Шатин вдруг стала такой же прозрачной, как стены и пол.

– А она, оказывается, сбежала. Месяц назад. Я и не знал, что с Бастилии можно бежать. – Он мрачно усмехнулся. – Вот и видно, сколько я знаю. Вернее, сколького я не знаю. В общем, отец перед смертью оставил мне сообщение. Это к нему я приходил вчера в морг, когда… когда ты… – Он сбился. – Когда мы познакомились. В сообщении говорилось, что Мабель в Монфере и мне нужно ехать к ней.

– В сообщении?

Уж не это ли подразумевал генерал, рассказывая о попытках «Авангарда» связаться с его внуком?

Шатин вдруг вспомнила рубаху, которую Марцелл у нее на глазах срезал с мертвого тела отца. На ней была вышита Забытая Речь. Но как он сумел прочитать то, что там написано?

А юноша продолжал:

– Я и сам не знаю, что делаю в этом круизьере и зачем собрался в Монфер. Арестовать Мабель? Поговорить с нею? Спросить, почему она лгала мне всю жизнь? Уверяла, что любит меня, а сама собирала информацию о патриархе для террористов «Авангарда». Я только знаю, что должен еще раз увидеть ее. Да, еще раз.

Марцелл наконец обернулся к Шатин, впервые за эти минуты, показавшиеся девушке часами, вспомнив о ее присутствии. Губы его замолчали, но глаза продолжали говорить. И Шатин почему-то чудилось, что они говорят: «Да, я тебя вижу. Знаю, что ты здесь. Спасибо, что выслушал».

Круизьер все несся над промерзшей ледяной пустыней, а в голове у Шатин крутилась одна мысль: «Пожалуй, я не так уж и безнадежна, как думала».

Алуэтт как зачарованная уставилась на светящийся луч. В жизни не видела она ничего такого яркого, такого зеленого, настолько неуместного в темном убежище Обители. Свет веером расходился от подсвечника, складываясь посреди комнаты в маленький призрачный шар.

Голограмма! Алуэтт сразу это поняла. Она, правда, сама никогда их не видела, но помнила рассказы сестры Денизы: «При помощи световых лучей проецировалось объемное трехмерное изображение, настолько реалистичное, что, казалось, протяни руку – и коснешься его».

Сейчас на глазах у девушки шарик начал вращаться. Она обеими руками сжимала подсвечник, словно была прикована к нему. Шар крутился, проявляясь с каждым оборотом все отчетливее, пока Алуэтт не различила, что он окутан массой облачных вихрей.

– Латерра, – прошептала она.

Да, это, без сомнения, была Латерра, и ничто иное. Алуэтт видела картинки в старых научных книгах принципаль Франсин. Снимки из глубины космоса, сделанные давным-давно, когда зонды Комитета сохранения человечества впервые открыли планету. Те фотографии именно так и выглядели.

Шар рос, словно Алуэтт увеличила масштаб изображения или приближалась к Латерре из космоса. Облака разошлись, и она вдруг увидела длинную иззубренную линию берега – единственного материка Латерры, со всех сторон окруженного океаном.

Сестра Дениза не обманывала: Алуэтт и впрямь казалось, что голограмму можно взять в руки. Ощущение было таким натуральным, что одна рука девушки выпустила подсвечник и потянулась к шарику планеты. Когда ее пальцы погрузились в луч света, изображение задрожало, словно отозвавшись на прикосновение.

Она погладила картинку кончиком пальца и наткнулась на пустоту, однако, как ни странно, изображение ответило. Оно изменилось. Теперь с каждым очередным движением руки Латерра поворачивалась вокруг своей оси. Алуэтт снова и снова проводила пальцем, и материк скрывался и появлялся снова, будто она крутила глобус.

Отняв руку, девушка позволила шару остановиться. Потом ткнула пальцем в огромный материк, и он опять вдруг разросся, словно голограмма дала еще большее приближение. Теперь Алуэтт различала на нем Затерянные земли, огромную необитаемую пустыню посреди Латерры, ее голые плоскогорья и глубокие скалистые ущелья. Эту местность она видела только на картах и планах, от руки начерченных в «Хрониках». Но сейчас, на голограмме, Затерянные земли казались такими реальными. Живыми. Настоящими.