Глубокая охота - Андрей Андреевич Уланов

который сам проносил самолёты между препятствиями. Ну и… доктор, вы же сами должны это знать.

— И сдаюсь! — нетерпеливо отрезала Хунта. — Айвен, я косметический хирург, а не боевой пилот.

— В сумерках и с кровопотерей они просто уже толком не понимали, куда на самом деле садятся, — вздохнул Такэда. — Только и видишь, что круг такой серый над капотом, как тоннель, по краям что-то несущественное, и препятствия выныривают. Одно за другим, одно за другим. Ты и не соображаешь обычно в этот момент ничего.

На мостике повисла тишина.

— Совещание окончено, все свободны, — объявил Такэда. — Спасибо, вы и ваши боевые части отлично поработали. Если вдруг окажусь кому-то нужен, я на ангарной палубе.

За первые сутки боя Такэда совершил невозможное. Обе воздушных группы нанесли удары по Маракеи и даже сумели добиться каких-то попаданий в значимые цели. После этого всё побитое безжалостно отправилось на аварийные посадки на любых клочках земли, куда им хватало флотского запаса горючки в баках. Остатки получилось два раза по очереди посадить на палубу, дозаправить, обвесить и поднять в бой снова.

В промежутки, согласно требованиям армейского командира линкора, кое-как запихнули четыре артиллерийских налёта по острову и непосредственную воздушную поддержку наземных войск. Не особо эффективную, но, с учётом всего произошедшего, куда лучше, чем никакую.

К моменту окончания активной фазы боёв ВАС-61 «Кайзер бэй» всё ещё имел полностью комплектную по самолётам ударную полусотню. Хоть и сводную, зато при некотором избытке экипажей.

Даже сейчас на ангарной палубе торопливо латали пригодные к мелкому ремонту самолёты. И возле одного из них прямо на глазах разгорался скандал.

— Что здесь происходит? — Такэда с ходу раздвинул небольшую толпу из палубных и десятника. Под розовым корпусом самолёта оживлённо дискутировали палубный же сотник и Газель Стиллман.

— Патент-лейтенант Стиллман в агрессивной форме отказывается приводить самолёт в уставной вид после ремонта, Такэда-доно! — отрапортовал сотник.

— Командир, прикажите им! — яростно сверкнула очами Газель Стиллман. — Это мой самолёт! Не имеют права!

Такэда посмотрел на розовый самолёт. Его взгляд скользнул по шаржам и застыл на корявых надписях на брюхе и нижней стороне крыла. Одна выглядела свежей, краска не успела просохнуть:

Айша Багдасарян.

Такэда вздохнул.

— Патент-лейтенант Стиллман, я понимаю ваши чувства, — сказал он. — Но требую на этом и прекратить. Не превращайте боевую машину в фетиш культа мёртвых, вы не в Империи. Летайте за живых, это приказ.

— Хаи, Такэда-доно! — мрачно подтвердила Газель.

— Расцветку оставить, — продолжил Такэда. — В случае повреждений восстанавливать. При окончательной утрате самолёта новый предоставить экипажу в уставном виде.

— Хаи, Такэда-доно, — слегка обалдело подтвердил сотник.

— А вам, патент-лейтенант я настоятельно советую уже сейчас подтянуть навигацию по счислению координат, научиться уже, наконец, брать поправку на боковой снос при высокой скорости ветра и получить у бортовых секретчиков методичку по слепой и туманной посадке в тёмное время суток, — закончил Такэда. — Как вы знаете, имперские подводники обычно полагают, что ночью они почти в безопасности. Но у нас с вами есть все средства доказать им обратное, не так ли?

— Я их просто утоплю, — мрачно пообещала Газель Стиллман. — Всех!

Глава 14

Глава 14: Подводник в лагуне

Не все на Новой Гвинее были каннибалами, но случалось это не один раз…

сержант Масатсугу Огава

— Выглядит как-то пусто, не находите? — пустота вокруг бунгало, выделенного для экипажа «Имперца» действительно настораживала. Само собой, на полное соблюдение устава, с выставлением часовых и прочими атрибутами пехотных маршировалок он и не рассчитывал. Но вот отсутствие всяких признаков жизни спустя пару часов после восхода солнца выглядело… тревожно.

— Может, на пляж все пошли? — Герда перехватила в другую руку замотанное в китель ведерко с мороженным. — Купаться и все такое?

— Пляж? — фон Хартманн оглянулся направо, где в паре сотен шагов между редкими пальмами жемчужно сверкал песок. Впрочем, слева берег был ненамного дальше. Мыс Длинного Языка, на котором располагалась «гауптвахта с удобствами», как именовали это место глубинники, на карте острова выглядел как упомянутый орган, где-то в районе челюсти перегороженным двухсаженным забором. С колючей проволокой поверху, парой вышек и постом военной полиции на воротах. Обычно сюда отправляли проштрафившиеся в пылу берегового загула экипажи, поскольку кроме пляжа и спортивной площадки, никаких других культурных и не очень объектов, на Длинном Языке не имелось. Это вынуждало проштрафившихся вести очень здоровый и, что особенно трагично, трезвый образ жизни.

Впрочем, с последним иногда случались досадные сбои.

Первую бутылку характерной прямоугольной формы Ярослав заметил еще на подходе к бунгало. Слабая надежда, что данный реликт лежал у тропинки еще со времен прошлых постояльцев не прожила и минуты. Вокруг бунгало аналогичных емкостей было разбросано штук пять и сохранившийся на донышке одной из них темный осадок в паре с ароматом делал картину происшедшего вполне однозначной.

— Ром?! — Сильвия ван Аллен тоже узнала запах.

— Угу, — перевернув носком ботинка бутылку, фон Хартманн озадаченно уставился на аляповато-яркую этикетку. — Причем конфедератский, в нашей части Архипелага делают в основном светлые сорта, в колоннах непрерывного цикла. А вот их бояре любят старинные рецепты, чтобы перегонный куб, да дубовая бочка из-под бурбона. На выходе получается вкусная и коварная штука, особенно если кокосовым разбавлять…

Первую жертву коварного напитка они обнаружили сразу за углом, на входе в бунгало. Сидевшая на ступеньках крыльца Кантата с трудом подняла голову, глядя на подходивших с очень страдальческим видом: «тараканы, зачем вы так громко топаете?»

Внутри же царил уютный полумрак… и разгром, живо напомнивший Ярославу знаменитое батальное полотно «Поле битвы» из Имперского Военного музея, в разговорах курсантов именуемое исключительно как «После вчерашнего». Перевернутая и частично разломанная мебель, бездыханные тела павших разной степени неодетости, деликатно заметенные поземкой белых перьев из выпотрошенных подушек.

Внимание фрегат-капитана привлек деревянный ящик рядом со входом. Среди прочих предметов меблировки, целых и не очень, этот выделялся не только уже привычной аляповатой этикеткой, но и торчащим из него мечом, в котором Ярослав с удивлением опознал фамильную катану комиссара Сакамото. Узнавание облегчалось наличием поблизости ножен от катаны, а также самой комиссар-тян, обнимавшей одну из немногих уцелевших подушек. По всей видимости, Татьяна в какой-то момент попыталась сразиться с темными силами, но враг оказался сильнее.

— Вот это я понимаю, девичник удался! — обойдя застывшего на пороге фон Хартманна, главмех, осторожно переступая через павших и спящих, прошлась по комнате… и вернувшись, торжественно вручила фрегат-капитану лист бумаги, украшенный восковой печатью и красным бантиком.

— Героям-подводникам с боевым буль-буль приветом! — прочитал вслух Ярослав. — Да, теперь понятно, где они взяли столько выпивки.

— И где?

— Это