Мы совершенно не в себе - Карен Джой Фаулер

– Я сегодня столько Америки вижу, – все повторяла Луйя с сильным акцентом.

Это стало его излюбленной фразой. Как что было не по душе, Лоуэлл говорил: “Я сегодня столько Америки вижу”.

Я направилась домой. Прогулка получилась зябкой. Призраки Ферн и Лоуэлла всех возрастов, всех настроений вились вокруг, появляясь и пропадая в тумане. Я шла медленно, чтобы оправиться от встречи и от расставания с Лоуэллом. И еще, по правде сказать, чтобы оттянуть свидание с Харлоу.

Мне не хотелось переживать за Харлоу. Не хотелось, чтобы она оказалась последним, о чем говорил мне Лоуэлл. Но когда я вернусь домой, она будет там, лежать в моей кровати. И с ней придется общаться.

Я не думала, что Лоуэлл из тех парней, что бросают девушку сразу после секса. Просто такой уж он – уходил не прощаясь, ничего личного. Добро пожаловать в клуб, Харлоу.

В защиту брата могу сказать, он показался мне безумным. Безумным из серии “таблетки от врача закончились”. Знаю, что сгладила это. В моем пересказе Лоуэлл предстает более здравым, чем на самом деле. Я так сделала из любви к нему. Но я же пытаюсь быть честной. И никому не будет проку от моего умолчания, прежде всего Лоуэллу.

Так что, из любви к нему, давайте-ка я попробую заново. Пока мы были с Харлоу, он казался самым обычным, исключительно правдоподобным представителем фармацевтической компании, как он отрекомендовался, а может, и правда им был, как знать? То, что меня царапнуло, случилось позже, когда мы остались вдвоем в “Бэйкерз сквер”.

Дело не в гневных вспышках. Лоуэлл сердился, сколько я его помню, – топал ногой, показывал средний палец, грозный ураган в мальчишеском обличье. К этому я привыкла. Я скучала по его ярости.

Нет, здесь было меньше от шального, больше от умалишенного. Едва уловимо и не вполне явно я могла притвориться, что ничего не замечаю, и страшно хотелось так и поступить. Но даже после десяти лет без Лоуэлла я знала его наизусть. Знала его мимику и жесты, как когда-то у Ферн. Что-то не так было с его глазами. Не так с посадкой плеч, движением губ. Пожалуй, безумный не совсем верное слово – чересчур личное. Пожалуй, точнее будет травмированный. Или нестабильный. Лоуэлл казался нестабильным в самом буквальном смысле слова, словно человек, потерявший равновесие.

Так я Харлоу и скажу. Он не подлец, объясню я ей. Просто нестабильный. Уж кто-кто, а она должна понять.

На этом я отмахнулась от Харлоу, чтобы дать простор мыслям о Ферн. Довольно слез и сожалений. Лоуэлл сказал, что Ферн теперь моя забота. А разве было иначе? Пришел час озаботиться всерьез.

Регулярные отчеты – дело, конечно, хорошее, но наша Ферн не должна жить в клетке, в лаборатории. Но ведь Лоуэлл десять лет пытался ее вызволить. Он столкнулся с кучей проблем – как забрать ее без лишнего шума (а теперь еще и Хэйзел), к кому обратиться за помощью и как сохранить в тайне местонахождение, чтобы их не вычислили и не вернули обратно. Несколько имевшихся в Америке приютов для обезьян были переполнены, но, откройся правда, они не приняли бы двух похищенных шимпанзе.

Большой вопрос, куда ее деть, даже не будь необходимости ее прятать. Проблема денег; серьезная опасность представить двух новых шимпанзе в уже сложившуюся стаю. Что я вообще могу, если ничего не вышло у Лоуэлла, который гораздо умнее, и связей у него больше, и сам он куда отчаяннее? И захочется ли самой Ферн снова срываться с обжитого места, прочь от уже знакомых людей и обезьян? Лоуэлл сказал, что у нее в лаборатории теперь есть хорошие друзья.

Я подозревала, что все эти проблемы можно решить при помощи денег. Больших денег. Сумм из разряда “снять кино” или “основать фонд”. Из разряда у-тебя-никогда-не-будет-и-десятой-доли таких сумм.

Огромное множество проблем, на первый взгляд совершенно разных, в конце концов упирается в деньги. Не могу передать, как меня это возмущает. Ценность денег – просто разводка, с помощью которой те, у кого они есть, облапошивают тех, у кого их нет; “Новое платье короля” в масштабах всего мира. Если бы шимпанзе пользовались деньгами, а мы – нет, мы бы ничуть ими не восхищались. Мы бы считали это неразумным и примитивным. Бредовым. С чего вдруг золото? У шимпанзе единица обмена – мясо. Вот ценность мяса совершенно бесспорна.

Тут я вышла на свою улицу. Около дома были припаркованы три машины, в одной из них горел свет. Можно было различить водителя, здоровую тень в освещенном салоне. У меня засосало под ложечкой. ФБР. Едва не настигли Лоуэлла. Каково бы мне было, уговори я его остаться.

Потом присмотрелась получше. Старенькая “вольво”, когда-то белая. На бампере ошметки стикера, который кто-то сначала наклеил, а потом передумал и соскреб, оставив только букву В. Я постучала в окно, замок в дверце щелкнул, и я залезла внутрь. В машине было тепло и противно пахло, но с легким мятным налетом, как если, проснувшись, съесть тик-так. Свет горел, потому что водитель читал, толстенную книгу “Введение в биологию”. Он выслеживал свою девушку и одновременно готовился к экзаменам. Многозадачность.

– С добрым утром, Редж, – сказала я.

– Чего так рано?

– Ходила с братом съесть пирога. – Что может быть невиннее, сладостно-американистее. – А ты что здесь делаешь?

– Теряю самоуважение.

Я похлопала его по руке.

– Молодец, что настолько хватило.

Ситуация, конечно, неловкая. Ночью я сообщила Реджу по телефону, что Харлоу не у меня. Его присутствие здесь, эта нехитрая засада недвусмысленно выставляли меня лгуньей.

Было бы неплохо почувствовать себя оскорбленной, подивиться безумию его ревности, но все сводилось на нет возможностью в любой момент узреть Харлоу в дверях.

– Езжай домой, – сказала я. – Она наверняка уже там, недоумевает, куда ты запропастился.

Он пристально взглянул на меня и отвернулся.

– Думаю, мы расстаемся. Думаю, я с ней расстаюсь.

Я издала какой-то неопределенный звук. Наподобие хмыка. Редж расставался с ней, когда я их впервые увидела, и еще сто раз после.

– Хейтос, – наконец выдала я и заботливо пояснила: – Удовольствие, которое получаешь от ненависти к чему-либо.

– В точку. Мне нужна нормальная девушка. Спокойная. Никого нет на примете?

– Я бы вызвалась, если бы ты был богатым. Прямо дико богатым. Могла бы побыть спокойной ради бешеных денег.

– Польщен, но – нет.

– Тогда не трать мое время и двигай домой.

Я вылезла из машины и вошла в подъезд. Не стала смотреть, что он там делает, решила, это будет выглядеть подозрительно. Поднялась по лестнице.

Эзры было не видать, слишком ранний час, чтоб нести бремя управления домом. Тодд еще не вернулся. Мадам Дефарж восседала на диване, игриво закинув ноги за голову. Я взяла ее с собой в комнату Тодда и, не выпуская из рук, заснула. Во сне мы с Реджем спорили, что гуманнее – гильотина или электрический стул. Не помню, кто был за что. Помню, что его аргументы, неважно какие, были совершенно неприемлемы.