Мы совершенно не в себе - Карен Джой Фаулер

– Вся в мать, – добавил Лоуэлл.

– Это у тебя от Ферн? – спросила я, показывая на шрам. Он ответил, нет, это привет от испуганного краснохвостого сарыча. Но подробностей я так и не узнала, потому что Лоуэлл еще не закончил с Ферн.

В Южной Дакоте после той выходки ему требовался врач. Вдобавок к разбитому о прутья лицу были сломаны два пальца и вывихнуто запястье. Местный врач приходил подлечить его на частную квартиру, все это неофициально. Лоуэлл остался на ночь в той квартире, и кто-то незнакомый присматривал за ним и периодически будил убедиться, что нет сотрясения. Все это потому, что кто-то, возможно, видел Лоуэлла в лаборатории или же раньше утром в университете, или, может, то был кто-то из Блумингтона, впечатленный Великим освобождением крыс. Здесь Лоуэлл не стал распространяться. Но кто бы то ни был, он/она не одобряли обращения с животными в лабораториях и полагали, что и Лоуэлл не прочь что-то предпринять.

– Я уже понял, что не спасу Ферн в одиночку, – сказал Лоуэлл. – Я действовал глупо и наивно, как будто мы с Ферн могли просто взять и скрыться, прыгнуть в гиперпространство, как Хан и Чубакка.

Разумеется, я вообще не думал. Просто хотел ее увидеть, проведать, как она, показать, что ее не забыли. Сказать, что люблю ее.

Но теперь стало ясно, что нужен план. Нужно место, куда ее забрать, и люди, которые помогут. Ясно, что согласно закону я буду виновен в краже и что мне десять раз положить на закон. Мне рассказали о планировавшейся акции в Риверсайде, в Калифорнии, туда отправлялась машина, и было свободное место. Я сказал, что поеду. Решил, что любые действия пойдут в копилку и потом пригодятся для спасения Ферн.

Лоуэлл отвернулся и уставился в большое окно на улицу, где уже замельтешил бегущий на работу народ. Опять лег густой туман. Дождь закончился, и взошло солнце, но такое бледное и тщедушное, что машины ехали с включенными фарами. Казалось, будто весь город затолкали в чулок.

В “Бэйкерз сквер” становилось все оживленнее, вилки звенели о тарелки, гул разговоров. Звяканье кассы. Колокольчик над дверью. Я плакала, сама не понимая, в какой момент это началось.

Лоуэлл взял меня за руки. Его были грубыми, пальцы теплее моих.

– На следующий день, как мне сообщили, искать меня в лабораторию заявилась полиция. Знаю, что им все рассказали о моем визите, так что мама с папой оказались в курсе, где я побывал и что я в общем и целом в порядке. Но я все еще был слишком зол, чтобы вернуться домой. Поездка в Риверсайд представлялась наилучшим шансом благополучно убраться из города. Я считал, что все хорошенько продумал. И делаю так, как лучше для Ферн. Но как же я был зол. На всех вас. Все время перед глазами было ее лицо. Я не имел в виду больше не возвращаться домой. Просто собирался сначала позаботиться о Ферн, устроить где-нибудь, где ей будет хорошо. – Он легонько встряхнул мои руки. – На какой-нибудь ферме.

Тут случился один из тех странных моментов, когда все звуки в ресторане вдруг смолкли. Никто не разговаривал. Никто не мешал ложечкой в чашке. Никто на улице не лаял, не сигналил, не кашлял. Пауза. Стоп-кадр.

И продолжаем.

Лоуэлл понизил голос:

– Я был так глуп, – глухо произнес он. – Я мог поступить там в колледж. Попробовать найти работу в лаборатории. Видеть Ферн каждый день. Вместо этого я на крючке у ФБР, и нет дороги назад. Или в колледж. Или домой.

И тут из него словно выпустили весь воздух.

– Я так старался спасти ее. Долгие годы попыток, и что в них проку для Ферн? Никчемный брат из меня вышел.

Официантка давно потеряла надежду, но мы все же расплатились. Лоуэлл закинул на спину рюкзак, и мы двинулись сквозь туман по Второй улице.

На темной шерсти пальто Лоуэлла собирались капельки воды.

Я помню день, когда простудилась, и Лоуэлл заявил, что, раз уж я не могу выходить на улицу, он добудет мне снега. И принес снежинки на черных кожаных перчатках, наобещав затейливые шестигранные кристаллы, крохотные дворцы Снежной королевы. Когда я сунула их под микроскоп, они уже превратились в заурядные бусины воды.

Это было еще при Ферн, но в моем воспоминании ее нет, и это странно. Куда ни глянь, Ферн каждую божью секунду крутилась, вертелась и кувыркалась где-то рядом. Может, она работала с аспирантами. Может, была с нами, но я сознательно стерла ее. Может, теперь было слишком больно вспоминать это мохнатое веселое буйство.

– Проводи меня до вокзала, – сказал Лоуэлл.

Значит, уезжает. А ведь я даже не успела до конца отойти от возмутительной истории секса с Харлоу.

– Я думала, может, мы отправимся в поход, – протянула я, уже открыто канюча. – Или скатаем на денек в Сан-Франциско. Не думала, что ты так быстро уедешь.

У меня столько накопилось ему рассказать. Я надеялась, по моим тщательно выстроенным намекам он поймет, что меня нельзя снова бросить. Давим на чувство вины по полной. Просто я ждала, когда наконец и мне можно будет вставить слово.

Наверное, он догадался. Мало что укрывалось от Лоуэлла, по крайней мере в том, что касалось меня.

– Прости, Рози. Не могу я нигде разгуливать, а особенно – здесь.

С дюжину студентов толпились у входа в кафе “Мишка”, ожидая открытия. Мы прошли прямо через них, впереди Лоуэлл со своим рюкзаком, позади – я, опустив голову. “Мишка” был популярным заведением во время сессий, но надо было приходить пораньше, чтобы занять места в глубине. Передние столики отводились для обычных посетителей; это было Правило.

Перед кафе туман пах кофе и маффинами. Я подняла глаза и уперлась взглядом в Дорис Леви из нашего общежития. К счастью, она меня не узнала. Светской беседы я бы не сдюжила.

Лоуэлл не заговаривал, пока студенты не остались далеко позади.

– Полагаю, ФБР знает, что ты здесь, – сказал он наконец. – Особенно учитывая блистательную историю твоих задержаний. Твой домовладелец меня видел. Твой сосед. Харлоу. Слишком рискованно. Да и все равно мне скоро надо кое-где быть.

Он планирует новую акцию, сообщил Лоуэлл, долгосрочную затею под таким глубоким прикрытием, что ему придется начисто исчезнуть. А это значит, он не сможет больше получать отчеты о Ферн.

Поэтому теперь они будут приходить мне. Неважно как, добавил Лоуэлл, пойму, когда получу. Он уже все устроил, осталось вот только сказать мне, что присматривать за Ферн теперь моя забота.

Для этого он и приезжал.

Мы добрались до вокзала. Лоуэлл пошел за билетом, а я села на ту самую скамейку, на которой пару ночей назад горько рыдала, вспоминая день, когда забрали Ферн. Что-то после лекции доктора Сосы я столько плакала то над одним, то над другим, удивительно, что у меня еще слезы остались. Но они текли и текли. Хорошо еще мы были на вокзале. В аэропортах и на вокзалах положено плакать. Я однажды только за этим в аэропорт поехала.

Мы вышли на платформу и двинулись вдоль перрона подальше от людей. Мне так хотелось, чтобы это я уезжала. С билетом в никуда. Что за Дэвис без вечной надежды, что вот-вот появится Лоуэлл? Зачем вообще в нем оставаться?