Свинцовый дирижабль. Иерихон 86-89 - Вадим Ярмолинец

– Товарищ корреспондент, задержитесь.

Я остановился и повернулся к нему.

– Зайдите и закройте дверь за собой.

Когда я закрыл дверь, он снова предложил мне сесть. Я остался стоять, он снова заговорил со мной тоном начальника, но теперь в этом тоне явно звучала новая нота. Он как бы просил понять его. Войти в его положение. Не сделать ничего такого, что могло бы как-то повредить ему.

– Я не знаю, что вы собираетесь делать дальше – идти куда-то или писать что-то. Я только хочу, чтобы вы знали, что возле иностранных студентов постоянно крутятся женщины известного поведения. Такие, которые за пару джинсов или набор косметики... Одним словом, вы меня понимаете... Не знаю, кто ваша знакомая, но я вас хочу предупредить, не занимайтесь самодеятельностью, потому что это может привести только к дополнительным осложнениям.

– К каким же?

– Вы – грамотный человек, вы должны понимать это сами.

– Я понимаю, что если сейчас мы снимем побои, а завтра я сам найду ее обидчика, то осложнения начнутся у вас. Потому что вы, видя перед собой избитую женщину, решили покрывать своих студентов. Вы даже не спросили, как ее зовут или как ее найти в случае, если вы найдете ее обидчика. Вас это не волнует. Вас волнует только собственный покой. Послушайте, – я подошел к нему поближе, – забудьте, что я из газеты. Забудьте, что мы сейчас пойдем в милицию. Ответьте мне: если бы на ее месте была ваша дочь, вы бы тоже рассказывали эту чушь про лучшие кадры из стран народной демократии?

Декан, не привыкший к такому напору, озадаченно молчал. Не дожилаясь его ответа я вышел из кабинета, снова натолкнувшись на испуганный взгляд секретарши. Лиза ждала меня в коридоре. Мы молча дошли до Пироговской, где я не очень уверенно предложил ей зайти в милицию и снять побои.

– Я не хочу, – отрезала она.

– А что ты будешь делать?

Не отвечая, она шла дальше, словно стараясь оторваться от меня.

– Ты пойми, чтобы привлечь его к ответственности, нужен какой-то офицальный документ, твое заявление в милицию, протокол. Пойдем вместе, я буду с ними говорить сам.

– Ой, я тебя умоляю, – раздраженно сказала она. – Не будь наивным. Ты что думаешь, что если ты говоришь, что ты из газеты, так перед тобой море расступится? Ты что не видел, как на тебя отреагировал этот поц в очках? И что ты напишешь? Кому вообще нужна эта газета?

Мы еще шли некоторое время молча. Наконец, я выдавил из себя:

– Ты не сказала, что все это случилось... не возле твоего дома.

– Да, я не сказала!

– А зачем ты поехала к нему?

Она очень резко остановилась.

– Слушай, я, что – твоя жена? Что ты от меня постоянно требуешь?! Что ты постоянно лезешь ко мне со своими вопросами?!

– Нет, ты не моя жена.

– Ну вот и оставь меня в покое!

Я оставил ее в покое и, как только она исчезла из моего поля зрения, у меня возникло болезненное чувство потери, страх за то, что больше я ее не увижу, а если и увижу, она больше не подпустит меня к себе. Меня снова ждало одиночество, случайные встречи, никчемные связи, девушки из дальних пригородов. Наташа была не в счет. Она сделала все, чтобы мое чувство к ней лишилось всякого сексуального содержания. Она очень успешно превратила меня в своего товарища. Я перестал в ней видеть женщину. Женщиной была Лиза. Горячей, неутомимой, требовательной, с этим колдовским запахом, от которого у меня голова шла кругом. Я спрашивал себя, что еще она могла бы сделать, чтобы я, наконец, отделался от этого наваждения, и не находил ответа. Я едва удержался от того, чтобы снова не пойти к ней, не предпринять очередную попытку помириться. Проворочавшись полночи, я заснул только под утро. Забыв завести будильник, я проспал и, позвонив в редакцию, сказал, что еду с утра на интервью.

– С кем же? – поинтересовалась Римма.

– Римма, – сказал я. – Ты же такая умная, придумай что-то сама, ладно?

– Мне за это, между прочим, премии не дают.

– Мы будем искать другую форму благодарности, – пообещал я, мысленно отняв из своей недавно сократившейся зарплаты пятерку на конфеты.

Вечером я поехал на Малиновского. Общежитие располагалось в новой девятиэтажке. Над крыльцом висела красная вывеска. Я вошел в фойе. Лампы дневного света болезненно зудели и подрагивали. У вертушки проходной сидел за фанерной трибункой мужик с лицом старого бульдога. Я показал ему свое удостоверение и он, взяв его, стал самым пристальным образом изучать. Он щурился, наводясь на резкость, и я не уверен, что он хоть что-то разобрал в нем.

– У вас здесь вчера девушку избили перед общежитием, вы не в курсе?

– Я утром заступил. Не знаю.

Он вернул мне удостоверение.

– А у кого есть списки жильцов?

– Это все в деканате.

– А комендант есть в общежитии?

– Коммендант до пяти часов работает.

В это время в фойе появились трое. Один негр и двое белых, говоривших между собой по-испански. Кубинцы, наверное.

– Отойдите, дайте людям пройти, – сказал вахтер, указывая, куда мне следовало отойти.

– Excuse me! – окрикнул я троих, и они оглянулись не без удивения.

Выяснив, говорят ли они по-английски – они закивали, я спросил, не слышали ли они о студенте по имени Карим.

Карим? Карим? Они заговорили между собой по-испански, потом черный, широко улыбаясь, сказал, что, кажется, один парень живет на третьем этаже, но они лично не знакомы.

– А откуда он, вы не знаете случайно?

– Кажется из Марокко.

– Спасибо, – сказал я и махнул рукой. Они так же махнули мне и пошли к лифту.

– Здесь не полагается, – сказал вахтер, не скрывая своего недовольства моим присутствием на вверенной ему территории.

– Не полагается что? – спросил я.

– Посторонним не полагается. – Он встал из-за своей перегородки. – Вступать не полагается.

– Я – не посторонний. Я вам показал свой документ, я из газеты.

– Не знаю никакой газеты. Тебе нужен комендант, придешь завтра в рабочие часы. А сейчас выйди отсюда.

– То есть?!

– То есть, выйди на улицу и все!

Стоя у крыльца я видел, как вертухай выглядывает в окно, проверяя, удалился ли я, или остаюсь у границ его владений. Скоро появилась еще одна группа студентов, человек шесть. Эти были явно арабами. Я спросил, не знают ли они студента по имени Карим.

– А зачем тебе Карим? – спросил один.

Он подошел совсем близко и просто впился в меня карими глазами, обдавая запахом сигарет.

– Ты его знаешь?