Роли леди Рейвен. Книга вторая - Дарья Снежная

Я тряхнула головой, отгоняя мысли об очередных бытовых трудностях леди-криминалиста, и, решительно выдохнув, провела пальцами по ремню на плече.

Перед моим уходом Джейн выставила генератор на полную мощность и предупредила, что самое первое взаимодействие с усилителем особенно на высоких мощностях может быть — она долго подбирала слово и наконец выдавила — шокирующим.

Она была права. Шок — это именно то, что я испытала, когда в нос вдруг ударила дикая какофония ароматов.

Оказалось, что магия пропитывала все вокруг. От наслаивающихся друг на друга запахов тут же закружилась голова, и я, покачнувшись, ухватилась за столбик кровати и медленно опустилась на нее, не уверенная, что могу стоять на ногах.

Вычленить, что относится к чему, удалось далеко не сразу. В одном доме — охранный периметр, в другом — водонагревательная система работает на амулетах, а в третьем живет практикующий маг, и если раньше я это знала только со слов маменьки, то теперь ощутила сполна — практикует!

Но ярче всего сейчас сиял стоящий на туалетном столике шар, выкраденный у профессора. Вместо хрусталя и клубящегося фиолетового тумана в нем, на деревянной подставке сейчас распустился жутковато-прекрасный цветок из переплетения черных кляксообразных линий. Он источал тонкий медовый аромат, от которого почему-то хотелось чихать.

Я и чихнула, а потом шлепнула себя по плечу, дезактивируя усилитель, и внезапно осознала, что меня слегка потряхивает, а все тело покрылось потом.

Такое ощущение, будто я не усилитель восприятия использовала, а накурилась вместе с однокурсниками той подозрительной травы, от которой они потом смеялись неестественным страшным смехом и смотрели в пустоту расширившимися зрачками.

Подрагивающими пальцами я расстегнула ремни и стащила с себя артефакт. Что ж, он более чем работает. Магию, исходящую от артефактов, запечатанные не ощущали, она становилась почти нейтральной, теряя связь с создателем. Да и творения структурников, вроде охранного контура, я бы почувствовала, только практически в него уткнувшись, а не на таком расстоянии, как сейчас.

Отлично. Мне и впрямь будет чем порадовать господина Трейта.

Этим вечером я долго не могла уснуть.

Лежала, зажмурившись, в кровати и чувствовала, как из-под сомкнутых ресниц на подушку текут слезы, которые, как ни отгоняй, не хотели высыхать. Я раз за разом прокручивала в голове все то, что случилось с самого субботнего вечера. И, несмотря на то что мысли об этом причиняли практически физическую боль, отдаваясь молоточками в висках, никак не могла остановиться.

И я призывала себя к порядку, требовала успокоиться и понять, что случилось всего-навсего то, что и должно было случиться. Что я к этому была готова. Что все это и было просто увлечением, жаждой ощутить себя прекрасной и желанной. Ощутила? Ощутила. И чего теперь слезы лить?

Самовнушение работало плохо. Отвратительно работало. И я заснула беспокойно, не заснула даже, задремала, скорее, под неверные видения-воспоминания. Такие яркие, такие… почти как наяву. Прикосновения, поцелуи…

Пальцы огладили кожу, потом ее обожгло дыханием, и шепот над ухом сладкой музыкой: «Эрилин… Эрилин…»

И запах такой знакомый, такой родной, вдыхаешь его и плывешь. Никогда раньше не чувствовала во сне запахи…

— Эрилин, — прозвучало над ухом строже и громче. И ни капельки не страстно.

Я вздрогнула. Окончательно проснулась, резко повернулась и очутилась нос к носу с воплощением моего теперь уже кошмара. Кьер вольготно прикорнул на кровати рядом со мной прямо в одежде (о господи, Эри, скажи спасибо, что не без нее!), хорошо хоть сапоги додумался скинуть.

И хотела бы я утверждать, что возмущенный вопль сдержало мое недюжинное самообладание, но нет — это была прижатая к губам ладонь.

— Тише, Эри, — прошептал герцог, практически сливающийся с ночной темнотой. — Маменьку разбудишь.

Догадавшись по моему взгляду, что аргумент был принят к сведению, руку он опустил.

— Что ты здесь делаешь? — прошипела я, натягивая одеяло на нос. Не то чтобы на меня нахлынуло внезапное и сильно запоздалое смущение — чего нет, того нет! — но от ожившего кошмара захотелось отгородиться.

— Лежу.

Мозг отказывался воспринимать картинку.

Как? Почему? Здесь? Это же мой дом, моя комната! Как?!

Спросонья решительно ничего не соображалось. И помимо совершенно глупого «Как?», я смогла выдать только не менее глупое:

— Ты не имеешь права здесь лежать!

— Почему?

Почему? Нет, серьезно, он сейчас спросил меня — почему?!

Абсурд ситуации зашкаливал. Темнота и ведущийся свистящим шепотом разговор не добавляли ей смысла. Хотелось спрятаться под одеяло и решить, что это все еще сон.

— Мы расстались, — отрезала я, пытаясь собраться с мыслями, взять себя в руки и наконец выставить наглеца из своего дома. Черт побери, это же надо было додуматься!

— Неужели? Я подобного не припомню. — Кьер не двигался, только смотрел на меня, и от одного его взгляда мне хотелось выть.

Так. Все. Спокойно. Вдох. Выдох.

Я прикрыла глаза, помассировала виски, после чего откинула одеяло и спустила ноги на пол.

— Куда? — Запястье тут же перехватили стальные пальцы.

— Свет зажгу.

Легкое дуновение коснулось щеки, и свечи на столике сами собой вспыхнули, озаряя комнату теплым желтым светом.

Я раздраженно фыркнула и выдернула руку, не торопясь забираться обратно в постель.

— Эри, пожалуйста, выслушай меня.

Я машинально повернулась на звук его голоса, но тут же снова спрятала лицо.

Зачем он пришел? Почему не мог дать мне хоть немного времени?

Мне хотелось провалиться под землю от одной только мысли, что он смотрит на меня сейчас и видит вот это — воронье гнездо на голове от беспокойных метаний по подушке, глаза красные, нос все еще опухший, бледная как упырь, в простой ночной рубашке, стянутой у шеи шнурком с кисточками. А рядом он в своем дорогом сюртуке, в ослепительно-белой рубашке, с шелковым шейным платком и булавкой, стоящей, наверное, как весь мой гардероб, вместе взятый.

К горлу подступил ком. Глаза в который раз за вечер защипало.

— Эрилин. — Кровать скрипнула под непривычно тяжелым для нее телом, и шепот раздался над самым ухом. — Не надо.

— Чего не надо? — Я обхватила себя за плечи и продолжила пялиться в темноту за окном, усиленно стараясь не моргать слишком часто.

— Не надо плакать. — И, прежде чем я успела что-либо ответить, он добавил: — Я разорвал помолвку.

От изумления я все же сморгнула, торопливо стерла тыльной стороной ладони сорвавшуюся слезу и обернулась.