Мозговой штурм. Детективные истории из мира неврологии - Сюзанна О'Салливан

У него была патология в лобной доле. Первый припадок случился с ним, когда он был за рулем. Во время приступов все его четыре конечности совершали дикие движения, будто каждая рука и нога жила собственной жизнью и пыталась отделиться от тела. Руки выворачивались и хватали все вокруг, и Гэбриэл не мог это контролировать. Во время первого припадка он разбил автомобиль. Больше он за руль не садился. У него были гиперкинетические приступы, характерные для людей с поврежденной лобной долей. Они случались каждую неделю и легко могли бы негативно отразиться на жизни Гэбриэла, но он просто не допускал этого.

Результаты МРТ Гэбриэла были нормальными, а остальные тесты указывали на большую область с патологией в правой лобной доле. ЭЭГ позволила сузить ее до того места, где скорее всего возникали припадки. Для невооруженного глаза этот участок мозга выглядел нормально. На снимке МРТ он тоже выглядел нормально. Тем не менее электрическая активность свидетельствовала об обратном. Этот участок мозга удалили, после чего Гэбриэлу стало лучше. Припадки исчезли.

Через три месяца после операции Гэбриэл впал в депрессию. У него появились психотические симптомы, и он стал склонен к паранойе. Он перестал мыслить рационально. Он попытался вернуться на работу, чтобы снова взять под контроль свою жизнь. Его поведение становилось все более непредсказуемым. Клиенты сообщили его начальнику, что он странно себя ведет. Жена Гэбриэла утверждала, что жить с ним стало тяжело. Его настроение было настолько переменчивым, что даже дети не хотели оставаться с ним наедине. Один за другим швы на жизни Гэбриэла расходились. Ему пришлось снова отпроситься с работы. Пребывание в четырех стенах только усиливало его депрессию. Семья отдалилась от него. Через год после операции жена попросила его уйти ради детей. Незадолго до этого его уволили.

Хирург успешно выполнил свою работу – припадки прекратились. Однако для мозга Гэбриэла это оказалось слишком сложно. Депрессия часто возникает после операций на мозге. Консультации психиатра, предшествующие операции, помогают подготовиться к депрессии, но не предотвратить ее. Гэбриэла госпитализировали с послеоперационными психическими осложнениями. Он провел в палате психиатрического отделения три месяца. Он восстановился, но так и не вернулся к прежней жизни. Теперь он разведен, живет один и видит детей лишь время от времени. Он нигде не работает. Здесь речь идет не только о том, чтобы пережить операцию. Отсутствие припадков не пошло Гэбриэлу на пользу. Не сделай он операцию, его жизнь так резко не изменилась бы и могла бы быть такой же счастливой, как раньше. А может быть, нет. С ним могло бы произойти что-то серьезное во время припадка, даже смертельно опасное. Может, операция спасла ему жизнь. Может, его память так ухудшилась бы, что он все равно потерял бы работу. Невозможно сказать, насколько правильны или неправильны такие сложные решения.

Припадки Сьюзан тоже начинались в лобной доле. Результаты МРТ были нормальными. Сьюзан прошла множество тестов, чтобы врачи могли понять, сможет ли операция ее излечить. В итоге ей сообщили, что существует вероятность в 20–30 %, что ее самочувствие значительно улучшится после хирургического вмешательства. Можно себе представить, в каком отчаянии она находилась, раз все же решилась на операцию.

Во время припадков Сьюзан прыгала на одном месте. Судя по ее движениям, можно было подумать, что она под кайфом. Она танцевала жигу без ритма. После этого она ложилась на землю и совершала поступательные движения тазом. Каждый припадок длился меньше минуты. Несколько раз ее чуть не арестовали. Обычно ее обвиняли в том, что она пьяна или под кайфом. Я выписала ей справку, которую она затем носила повсюду, чтобы в случае необходимости она могла подтвердить свой диагноз. После того как Сьюзан несколько раз очнулась в окружении смущенных незнакомцев, она перестала выходить из дома без члена семьи.

Когда Сьюзан сделали операцию, ей было за тридцать. Она воспринимала ее как последний шанс на нормальную жизнь. Ее смелое решение изменило ситуацию в лучшую сторону: через полгода после операции она прислала мне фотографию, на которой она спускалась по веревке со скалы. Я была в ярости. Если бы она спросила меня, можно ли заниматься скалолазанием так скоро после операции, я бы точно сказала «нет».

«Там было много защитного оборудования. Они знали о моей эпилепсии и сказали, что все будет в порядке», – со смехом ответила мне Сьюзан, когда я выразила обеспокоенность по поводу ее новой сумасбродной жизни. Она не оглядывается назад. Сегодня у нее нет припадков, и она безмерно благодарна хирургу, изменившему ее жизнь, надеюсь, навсегда.

* * *

С кем мне стоило познакомить Рэя?

– Думаю, лучше всего будет поговорить с предоперационным консультантом, – сказала я Рэю. – Я могу познакомить вас с другими пациентами, но ваш опыт может сильно отличаться. Это может сбить вас с толку.

– Хорошо.

– «Хорошо» значит, что вы хотите сперва побеседовать с консультантом?

– Я хочу поговорить с консультантом и пройти внутричерепное обследование.

Рона кивнула головой и положила свою руку на руку Рэя.

– Я напишу хирургу, а после обо всем вам сообщу.

Через три месяца я получила от Рэя электронное письмо: «Я не хочу делать операцию. У меня хорошая жизнь, и я могу жить с припадками». Неожиданно для себя я испытала облегчение. Я не была уверена в том, как ему следовало поступить, но в итоге согласилась с ним, что можно оставить все как есть. «Вы можете изменить свое решение в любое время, – ответила я ему. – С каждым годом технологии совершенствуются, так что вполне возможно, что через пять лет все то же самое можно будет сделать точнее и безопаснее».

Технологии очень продвинулись в области неврологии, но до исполнения всех заявленных обещаний еще очень далеко. Гораздо более революционными они оказались в области нейрохирургии. И продолжают двигаться вперед. Рэй не должен терять надежду. Возможно, очень скоро появятся малоинвазивные процедуры, которые позволят удалять участки мозга с гораздо меньшим риском. Может быть, через несколько лет Рэю можно будет сделать лазерную операцию, избежав необходимости значительно вскрывать череп. Или, возможно, на его височную долю можно будет поместить стимулирующий электрод, который снизит электрическую активность во время припадков.

Все это еще впереди.

Путь Ленни к диагнозу «эпилепсия» не был необычным. В раннем подростковом возрасте у него начались панические атаки. Периодически его вдруг охватывала тревожность. Иногда это доходило до того, что он не мог нормально дышать. Тревожность сопровождалась страхом смерти. Сознание он при этом не терял.