Черный нарцисс - Валерия Вербинина

И мастер ушел, предвкушая про себя, какими словами он будет потом расписывать эту рыжую корову, как он именовал про себя жену, а отныне вдову Сергея Брагина.

– Кто это был? – сухо бросила Вера в трубку.

– Ты о чем? – всхлипнула Вероника.

– Кто его убил?

– Они еще не знают… – жалобно протянула сестра. – Следствие только началось.

– Кто-нибудь остался в живых? Владлен?

– Нет… Все, кто был в машине, погибли на месте. А у Владлена жена… и у шофера тоже…

Вера помрачнела.

– Ладно, – буркнула она. – Я скажу им… Сама.

– Думаешь, надо? – всхлипнула Вероника. – Наверное, они и так уже все знают… Из «Новостей».

Однако Вера уже думала о другом.

– Придется кому-то заняться похоронами… договариваться насчет гроба, кладбища, отпевания… Эх!

Она услышала, как Вероника заплакала, и с досадой подумала: «Ну, что еще?»

– Там хоронить нечего… – простонала сестра. – Мне так сказали… Он же сгорел заживо! Боже мой!

– Но хоть что-то, наверное, осталось?

– Наверное…

– Что осталось, то и похороним, – буркнула Вера, проводя ладонью по лбу. – В закрытом гробу.

И тут она вспомнила еще кое-что.

– Вероника…

– Что?

– Надо бы того… поминки устроить… Я имею в виду, не после похорон, для всей этой швали, которая слетится… а для самых близких.

Вероника хлюпнула носом.

– А кто у него самые близкие? Ты да я…

– И Виктория.

– Ты хочешь ее пригласить? – нерешительно спросила сестра после долгой паузы.

– А что? Чего нам теперь делить?

– Я не могу ее видеть, – простонала Вероника.

– Глупости.

– Тогда я позову Никиту, – решительно заявила его сестра. – Идет?

– Да ради бога. Соберемся вечером у меня… помянем.

Все-таки она не удержалась и сама заплакала. Жаль было Сергея и жаль себя, потому что Вера никогда не любила черный цвет и знала, что он ее старит. А теперь ей придется ходить в черном, выслушивать соболезнования… как будто она не знает, что за этими соболезнованиями скрывается. И ведь почти все так называемые друзья Сергея, не говоря уже о бизнесменах, с которыми он вел дела, будут за ее спиной перемигиваться, улыбаться и говорить что-нибудь вроде: «Туда ему и дорога».

И ее охватила такая тоска, как будто это не Сергея, а ее должны были хоронить, и Вера впервые подумала о том, будет ли хоть кто-нибудь по-настоящему, искренне грустить, когда ее не станет. Если бы у нее были дети…

Но детей не было, да и, по правде говоря, Вера знала немало примеров благополучных вроде бы семей, где дети ненавидели своих родителей и даже особо это не скрывали.

– Вера…

– А?

– Я тут подумала… Нас, наверное, из-за этого убийства допрашивать будут… Федору насчет меня уже звонили откуда-то, спрашивали, на месте ли я…

– Наверняка будут допрашивать, – равнодушно подтвердила Вера. – И я расскажу им все, что знаю. Только ничего это уже не изменит, дорогая. Не бери в голову.

Она обменялась с Вероникой еще несколькими фразами и отключилась. Пощупав волосы, Вера поняла, что они еще мокрые, и рассердилась.

– Слава! Черт бы тебя побрал, как деньги драть, так все любят, а как работать… Это укладка, что ли? Волосы мокрые, мать твою!

Слава явился на вопль клиентки, скалясь, и вновь принялся за работу. Про себя, впрочем, он развязно помыслил, что недурно было бы, если бы эту рыжую стерву шлепнули так же, как и ее муженька. У парикмахера Славы был чертовски тонкий слух.

Над Москвой плыл сиреневый вечер, а в одной из комнат особняка на знаменитом шоссе, давно ставшем притчей во языцех, стояла черная ночь.

Виною тому, конечно, было мрачное настроение присутствующих да то, что все дамы надели черное: Вера – платье с кружевной отделкой, Вероника – брючный атласный костюм, а Виктория – шифоновое платье. Что же касается Никиты, то он для приличия нацепил черный свитер, и Вероника подумала, что в этом есть что-то неуместное.

«Как будто он не мог надеть черный костюм… Некрасиво же, честное слово!»

И еще ее стесняло присутствие Виктории, словно у той было больше прав на убитого, чем у законной жены и сестры, словно ее горе было иного качества, чем их, более чистое, без меркантильных и прочих примесей. И Вероника сидела насупившись и чувствовала, что у нее даже пропал аппетит.

Впрочем, в этот вечер ничего не клеилось. Вера держалась, но говорила только короткими, отрывистыми фразами. Виктория молчала – эта всегда молчала, если ей нечего было сказать, – а гонщик едва пригубил свой бокал. За закрытыми дверями время от времени кто-то пробегал на цыпочках, слышались тревожные приглушенные голоса и трели телефонов.

– Соболезнуют, – равнодушно уронила Вера. – Ну что, девочки, помянем…

Она стала разливать водку по стопкам. Но рука ее дрогнула, бутылка накренилась и упала на стол.

– Дай я, – поспешно сказала Вероника, поднимаясь с места. А Никита воспользовался этим, чтобы найти под столом руку Виктории и сжать ее.

Вера плюхнулась на стул и беззвучно заплакала. Вероника стала ее утешать, гладя по плечу:

– Ну, Верочка, ну что ты…

Виктория, глядя в сторону, осторожно высвободила руку из ладони Никиты, и в это мгновение у нее в сумке затрещал сотовый. Невольно она вздрогнула.

– У тебя мобильник, – сказала Вероника с неприязнью в голосе.

Виктория открыла сумку. Телефон трезвонил все настойчивее, и, когда она увидела, что значится на дисплее, у нее потемнело в глазах.

Скрытый номер.

Неужели?..

Плохо соображая, что делает, она нажала на кнопку приема.

– Алло!

Сначала до нее донеслось какое-то подозрительное шуршание, и потом знакомый, почти родной голос Кирилла несмело спросил:

– Виктория?

– Кирилл?! – закричала она так, что хрустальные бокалы на столе отозвались звоном, а Вероника посмотрела на нее с немым укором в глазах. – Это ты?

– Я, я, – поспешно говорил он, – я тебе звонил много раз, но ответа не было, я уж думал, что ты потеряла телефон… Почему ты не отвечала?

– Понимаешь… тут такое дело… – бормотала она, чувствуя, как рассасывается черное облако страха в ее душе. Никаких звонков от безумца не было, это звонил Кирилл, но почему его номер оказался скрыт… – Откуда я знала, что это ты? – сердито спросила она. – Я не видела, что это твой номер! Он был скрыт, я даже отзвониться не могла!