Возлюбленная виконта - Луиза Аллен

Белла смотрела на него. У него был неопрятный вид, от него пахло пивом. Он запачкал китайский ковер, а она так любила его. Теперь же он без обиняков сказал ей, что она натворила, воображая себя влюбленной в Рейфа. Женщина, на которой он женился, принесла не только неудобства, расходы и отсутствие выбора. Он чувствовал вину, боль. Это означало, что ее ребенок не узнает отцовской любви.

— Эллиотт, даже не знаю, что сказать. Смогу ли я когда-либо поправить положение?

Эллиотт обернулся и улыбнулся. В целом вполне сносная улыбка, вдруг напомнившая Белле, почему она любит его и почему ей так обидно.

— Арабелла, вы тут ничего не сможете поделать. Мне просто надо будет свыкнуться с таким положением.

«И мне тоже. А ребенок непременно узнает, в чем дело, поймет, что в его жизни чего-то не хватает. Мы вдвоем будем ждать от него любви».

— Эллиотт, вы можете мне кое-что пообещать?

— Постараюсь, — ответил он, настороженно глядя на нее. — Я не стану обещать то, чего не смогу выполнить.

— Отныне будьте честны со мной. Говорите, что чувствуете, в чем нуждаетесь.

Он смотрел на нее две долгих секунды, затем покачал головой:

— Нет, извините, моя любовь, не могу. Я обещаю лишь попробовать, но не более того.

— Тогда придется мириться с этим, — ответила Белла. «Моя любовь. Это всего лишь ласковые слова. Какая же я дура, что поверила, будто однажды ты станешь называть меня своей любовью и любить меня всем сердцем». Вдруг в его глазах что-то мелькнуло, но тут же угасло. — Что вы хотели сказать?

Эллиотт покачал головой:

— У меня возникла мысль, которая пришлась бы вам не по вкусу.

— Все равно скажите. — Белла подошла к нему и взяла за руки. — Прошу вас.

— Я хочу заняться любовью. Только не спрашивайте почему. Я знаю, что вы не…

— Да, — ответила Белла, стараясь понять его. Надо доказать, что она принадлежит ему, а не другому мужчине. — Вы мой муж и… Эллиотт! — Прежде чем Белла успела сказать еще что-нибудь, он подхватил ее на руки и преодолел половину лестницы. — Опустите меня. Нас увидят слуги… Вы пьяны!

— Арабелла, им платят за то, чтобы они ничего не видели. А я трезв как стеклышко. — Он плечом открыл дверь своей спальни, уложил ее на постель, вернулся, чтобы запереть дверь.

Белла наблюдала, как он сбросил фрак и жилет, снял шейный платок и начал расстегивать рубашку. «Я уже видела его обнаженным», — вспоминала она и отпустила покрывало, за которое держалась. Но она еще не видела, как он раздевается, срывая с себя и бросая одежду, будто его интересовало лишь то, как бы скорее добраться до нее.

— Ваши сапоги, — выдавила она и услышала, как дрожит ее голос.

— Пустяки, Арабелла. Я не из тех мужей, которые ложатся в постель в сапогах и шпорах. — Эллиотт сел в кресло и стащил сапоги вместе с чулками. Средь бела дня остался в одних бриджах. Он приближался к постели в явно возбужденном состоянии. Она тоже была возбуждена. Громко стучало сердце, не хватало воздуха, а между ног пульсировало, приводя в смятение. Она почувствовала тревогу, поскольку увидела мужа не в том настроении, в каком он бывал прежде.

Эллиотт забрался коленом на постель и принялся расстегивать ее простенькое ежедневное платье.

Ему понадобилось пятнадцать минут, чтобы стащить с нее юбки, сорочку и корсет. Каждая тесемка, крючок и пуговица удостоились его поцелуя, прикосновения языка. Белла закрыла глаза, размышляя, не собирается ли он оставить на се теле отпечатки на память. Она не знала, что и думать, но с нетерпением ждала, чувствовала жар и беспокойство. Ее нежные груди набухли, соски отвердели.

Наконец на ней остались лишь чулки и подвязки. Белла открыла глаза, увидела, что Эллиотт стоит на коленях у ее ног, и снова закрыла их, когда он стал развязывать ленты, стаскивать чулки, а его уста коснулись ее ноги. Тут, к ее огромному удивлению, он взял в рот пальцы ее ноги и стал сосать их.

— Эллиотт! — От возмущения Белла уселась прямо.

Муж поднял голову, продолжая сосать и покусывать ее пальцы, пока она снова не упала на постель, не в силах сопротивляться или стыдиться. Вскоре наступила очередь второго чулка и пальцев другой ноги, затем Эллиотт развел ей ноги и начал ласкать нежную кожу под коленями.

Белла потянулась к нему, желая коснуться, но он ловко уклонился.

— Отдыхайте, — резко приказал Эллиотт.

Отдыхать? Как это возможно? Ведь приходится думать и тревожиться о столь многом. Белла изогнулась, точно лук, от неожиданности и восторга, когда Эллиотт еще больше развел ей ноги и коснулся языком жаркой и страждущей сердцевины. Она перестала думать, чувства взяли верх над всем. Тело горело и дрожало, напряглось от желания. Белла ощутила, как один, затем другой палец проникает в нее, ею завладело сладострастие, потребность слиться с ним, ощущать его внутри себя. Но язык мужа не позволял сосредоточиться, перед глазами все поплыло, растворилось и рассыпалось на куски.

Раздался крик, Белла догадалась, что кричит она. Эллиотт лег на нее, она вцепилась в него. Пока ее тело подрагивало от восторга, он вошел в нее. Беллу охватила радость. Эллиотт заполнил ее. Она прильнула к нему всем телом.

— Арабелла?

Она убрала руку с плеча мужа, привлекла его голову к себе и поцеловала. Он начал совершать осторожные движения внутри ее. Белла не почувствовала, как ритм движений Эллиотта изменился. Начала двигаться ему навстречу, вонзила ногти в крепкие ягодицы мужа, стремясь прижать ближе к себе. Не могла насытиться им, ощутила приближение чего-то вроде головокружения.

Белла услышала стон и обхватила его. Эллиотт совершил резкое движение и вскрикнул. Белла почувствовала внутри себя жар его извержения. Он лежал на ней, тяжелый, жаркий самец. Она крепче обняла мужа и подумала, что никогда не отпустит его.

Эллиотт проснулся, Белла чувствовала, как его тело немного напряглось. Он старался лежать неподвижно, чтобы не разбудить ее. Она улыбнулась, прижавшись щекой к его груди, захлопала ресницами, пытаясь коснуться темных волос на его теле.

— Проснулись? — прошептал Эллиотт. Она кивнула и наклонила голову, чтобы взглянуть на него.

«Похоже, он снова пришел в согласие с собой, — подумала она. — Элегантный, довольный самец. Мой самец».

— Вам было хорошо?

— Вы напрашиваетесь на комплименты? — Белла оперлась на локоть и пристально взглянула на него. — Все было прекрасно, и вы знаете это. Эллиотт, мы должны поговорить о ребенке.

— Нет, тут больше говорить не о чем. — Сразу стало прохладно, будто поток воздуха остудил разгоряченные тела. — Уже ничего не поделаешь. Мне придется смириться с этим по-своему. — Эллиотт снова привлек ее к себе. — Знаете, вы очень красивы.

«Сейчас он избегает этой темы. Раньше говорил об этом лишь потому, что вышел из себя. Теперь пытается убедить меня в том, что способен забывать». Нет смысла снова злить его, особенно после столь приятных любовных утех. Белла игриво сказала: