Изгнанники Темногорья - Лада Кутузова

По утрам уже подмораживало – скоро наступит зима. А до радуги они не дошли. Придется, видимо, искать, где остановиться до весны. Приш старательно отгонял мысли: что, если они здесь застряли навсегда? Об этом думать не хотелось. Путники обязательно продолжат дорогу потом, если сейчас не выйдет отыскать начало радуги.

Всходило солнце. День обещал быть ясным. С пронзительно синим небом, золотом деревьев, жухнущей травой. В Яблоневой долине в эти дни снимали последний урожай яблок – зимних. Их убирали на чердак в ящики, переложив сеном. И они хранились там до весны. Приш сглотнул: он бы не отказался от яблока, и от шарлотки, и от… Вернулся Хухэ с пойманной мышью. Он положил добычу рядом с Пришем, предлагая. Но Приш замотал головой: еще не хватало, мышей есть! Он помешал кашу и пошел будить друзей.

Они уже позавтракали, как Глеб прищурился и неуверенно произнес:

– Вроде как блестит что-то.

Приш тоже вгляделся: показалось, что так и есть. Словно гигантская игла сияет в лучах. А вокруг за многие километры ничего, голое пространство. Они проверили направление по стеклышкам – да, им туда. Путники собрали вещи и отправились к непонятному предмету.

Дорога выдалась странной. Пришу казалось, что они передвигаются рывками. Сначала ничего не происходило, и они находились от непонятного сооружения на том же расстоянии, что и в начале пути. А потом словно перепрыгнули часть дороги. Преодолели сопротивление. При приближении к «игле» стало понятным, что это гигантская башня. Ее макушка терялась высоко в лазури.

Ближе возникло ощущение, что башню высекли из скалы. Белая эмаль, ее покрывавшая, почти вся откололась. Осколками было усеяно подножье сооружения. Светлый песчаник, из которого состояла башня, словно покрылся пылью. Приш подошел и дотронулся – на солнце камень нагрелся. Да-а, в Темногорье была башня тысячи вокзалов, но до этой ей далеко. Здешняя поражала своими размерами и древностью.

– Что это? Как думаете? – спросил Глеб.

И тут до Приша дошло – ответ лежал на поверхности.

– Башня тысячи вокзалов, – ответил он. Правильно, в каждом мире свой вокзал, это все знают.

– Мне кажется, мы приблизились к чему-то изначальному, – озвучила свои мысли Мёнгере. – Сначала тот исполин, теперь эта башня. Я думаю, мы стремимся к началу мира.

Приш вскарабкался по стене. Присоски хорошо держали, но он ощущал себя мухой, которая ждет удара мухобойкой. При одной идее забраться выше кружилась голова. Похоже, что это не рукотворное сооружение: скульптором поработали время и ветер. Он спустился.

– Может, попробуем зайти внутрь? – предложил он.

Они двинулись вдоль подножья. Приш не отрывал руки от стены. Какая же это махина, дух захватывает. Он мог бы часами пялиться на нее. Да и друзья не отрывают взгляд. И не видно, где вершина. Может, она и не кончается. Пронзает все миры и в каждом предстает в новом обличье – ось Вселенной. Как рассказывал Хранитель пути: Темногорье – это шишка, где каждая чешуйка – свой мир. А вокзал тысячи миров – стержень шишки.

Дверь слилась со стеной. Лишь прорези указывали на ее присутствие. Даже никакой надписи. Приш толкнул, дверь не поддалась. Глеб попробовал сдвинуть вбок – то же самое. И лишь когда Мёнгере встала рядом с ними, что-то загудело, и дверь ушла вниз. Путники осторожно вошли. Лишь Хухэ остался снаружи. Приш боялся, что проем закроется и они окажутся в ловушке, и тогда помрут от голода и обезвоживания. Но подпереть дверь было нечем.

Всё вокруг заливал холодный свет. Он был повсюду: снизу, с боков, с потолка, который терялся в вышине. Свет слепил, поэтому Приш не сразу разглядел помещение вокзала. Стены были облицованы белой плиткой. Под ногами виднелась гладкая серая поверхность, в которой отражались путники. Сверху по центру зала тянулись прозрачные тоннели из стекла. В них были продеты стальные канаты.

Глеб подошел и осмотрел их.

– Похоже, кабины для лифтов. Может, скоростные? А то на последний этаж целую вечность добираться будешь.

Возле кабины прямо в воздухе всплыло изображение руки. Мёнгере приложила ладонь к картинке. Загорелись зеленые огни, и женский голос произнес:

– Пункт назначения – Алтанхот, Черное побережье. Проход в мир закрыт.

Пришу показалось, что Мёнгере не огорчилась. Ну и правильно, что ей делать в Золотом городе? Ждать, когда снова отвезут в пустыню? А вот он… Догадка обожгла: он мог бы попасть на свою родину и узнать, что там случилось. Приш нетерпеливо приложил руку. Вновь послышался голос:

– Пункт назначения – Уайнтэйт, Зеленый дом. Мир уничтожен.

Сердце ёкнуло и замерло. Как уничтожен? Совсем? Значит, Приш никогда не ступит на землю предков, не увидит лица родных? Он же совсем их не помнит! А теперь и не узнает никогда. Слезы навернулись на глаза. Мёнгере обняла его, Глеб ободряюще похлопал по плечу.

Хорошо, что друзья рядом. Приш давно мечтал разведать о своих корнях. А не получится – похоже, он единственный выживший. И в Яблоневую долину дорога закрыта, пока не дойдет до начала радуги. А значит…

Глеб развернулся:

– Пошли.

– Ты не будешь пробовать? – Мёнгере указала на знак руки.

– Нет, – отрезал поэт. – Ну предложат мне отправиться домой, а дальше что?

Приш задумался: им вдвоем с Мёнгере до радуги не дойти, Хранитель предупредил на этот счет – только троим доступен путь. И если поэт решит воспользоваться вокзалом, потому что не желает продолжать дорогу, придется идти с ним. И Приш никогда не возвратится в Яблоневую долину, Мёнгере не вернет себе былую красоту, а поэт – крылья.

Приш не успел ничего ответить, как Глеб уже зашагал к выходу. За ним – Мёнгере. А Приш замешкался: хотелось еще раз услышать название родины. Он приложил ладонь к изображению. Уйантэйт… Приш сохранит его в памяти и потом поведает своим детям. Если они у него будут. А пока он будет идти к радуге. Если понадобится – ползти.

Приш последовал за друзьями. Под ногами вспыхивали белые фигуры: треугольник, квадрат, круг. Приш не понимал их назначения. Да и какая разница? Всё равно не пригодится. Он вышел, и дверь за ним закрылась. Хухэ радостно бросился к нему. Стоял вечер – похоже, в башне они пробыли долго, и пора устраиваться на ночлег. Деревьев поблизости нет, а значит, костер, чтобы согреться, опять не развести. И ужинать придется всухомятку, запивая сухари водой. Но это пережить можно, лишь бы знать, что их путь закончится хорошо, и скоро Приш попадет домой. Сквозь стекла еще заметна радуга, и надежда на счастливый исход есть.

Местность снова изменилась. Момент перехода они всегда пропускали: раз – и уже попадали в новую точку. Сейчас путники вышли на каменистое поле, в конце которого горизонт сливался в одну линию. Там что-то шумело. Много-много воды, Мёнгере столько сроду не видела. Глеб сказал, что это море – большое соленое озеро.