Непокорная - Ини Лоренц

Чувствуя облегчение, Йоханна опустилась на колени и перекрестилась:

– Пресвятая Матерь Божья, благодарю Тебя!

– Теперь они нескоро вернутся, – ухмыльнулся Лешек. – Твоя уловка удалась, паренек. Несмотря на невысокий рост, из тебя получится отличный офицер.

– Ежи Володыевский тоже не был исполином, но он убил татар и турок больше, чем любой другой поляк, – сказал Добромир и похлопал Йоханну по плечу так крепко, что она невольно вскрикнула от боли.

– Думаю, этой ночью мы все заслужили по стакану водки! С завтрашнего дня будет достаточно двух часовых, – крикнула Йоханна своим подчиненным.

Те возликовали. Лешек провозгласил тост. Затем он указал на мертвых и раненых татар, которых можно было разглядеть в свете все еще горящих факелов:

– Что будем делать с ними?

– Как только рассветет, похороним мертвых татар подальше от крепости. Раненых же нужно заключить под стражу. Либо хан Азад Джимал заплатит за них выкуп, либо мы обменяем их на наших соотечественников.

– Хорошее решение, паренек! Капитан Османьский поступил бы так же.

Это была наивысшая похвала из уст Лешека, но Йоханна лишь тихо фыркнула. Османьский по-прежнему оставался для нее загадкой. С одной стороны, он возложил на нее ответственность за безопасность крепости, с другой, относился к ней более сурово, чем к кому-либо еще. Девушка пожала плечами. «Пусть Османьский думает обо мне все что угодно. Он не сможет отнять у меня победу, которую мы одержали этой ночью».

В случае успеха татары въезжали в лагерь с ликующими криками, стреляя в воздух из ружей и пистолетов, поэтому, когда они спешились у входа и молча завели внутрь лошадей, все поняли: случилось что-то неладное. При этом воины привезли с собой пленника.

– Это и есть злой Османьский? – с любопытством спросила какая-то девчушка.

Татарин, который тащил за собой на веревке Карла, покачал головой:

– Хотел бы я, чтобы это было так. Нет, это обычный паршивый поляк!

– Он убил Ильдара! – крикнул другой воин.

Толпу словно поразило молнией. Женщины безудержно зарыдали, а затем стали собирать грязь и сухой помет и швырять ими в Карла. Дети последовали их примеру. Некоторые плевали в него, а несколько подростков накинулись на пленника с кулаками.

Все больше шатаясь, Карл продолжал идти вперед. На протяжении пути татары морили его голодом и почти не давали пить. Измученный до полусмерти, Карл надеялся лишь на то, что Османьский позаботится о его сестре, ведь он сам больше не сможет ее защитить.

Хан вышел из своей юрты и, нахмурившись, осмотрел войско.

– Это Османьский? – спросил он резко, когда воины подтащили к нему Карла.

Предводитель отряда покачал головой:

– Нет, мой хан. Этот неверный был послан шайтаном, чтобы погубить твоего сына. Своими волшебными глазами злодей увидел одного из наших воинов, хотя тот тщательно спрятался, и предупредил неверных псов Османьского. Мы сражались изо всех сил, но полякам удалось вырваться и сбежать от нас. А этот пес, – его рука ударила Карла подобно копью, – ослепил заклинанием твоего сына и убил его!

– Ильдар мертв? – Хан Азад Джимал побледнел и сжал кулаки.

Стоявший рядом с ним Исмаил-бей покачал головой. Он предчувствовал беду. Слишком уж ханские сыновья стремились отличиться. При таком настрое трудно было избежать ошибок. Однако чтобы не раздражать хана, Исмаил-бей промолчал, глядя на то, как Азад Джимал с яростью избивает пленника кнутом.

Мунджа стояла у входа в отведенную им юрту, наблюдая за происходящим. Услышав о смерти Ильдара, она содрогнулась. Неужели она невольно прокляла ханского сына, когда тот пару недель назад прошел мимо нее возле ручья и даже прикоснулся к ней? «Я не хотела этого», – подумала девушка, но тут же поняла, что это неправда. Будучи соотечественником ее мертвой матери, Османьский был ей ближе, чем хвастливые ханские сыновья.

Пленник тоже был поляком, но казался слишком молодым для воина. Засохшая кровь покрыла его лицо, а петля вокруг шеи повредила кожу. Пленник покачивался под ударами Азада Джимала, но оставался на ногах.

«Какой сильный мужчина», – подумала Мунджа и почувствовала, что ее душу переполняет сострадание к незнакомцу. Но что она могла сделать? Ее отец был гостем у татар, и только их родство с султаном заставляло хана проявлять к Исмаил-бею некоторое уважение. Но отношение Азада Джимала к ее отцу могло резко измениться. Мунджа знала, что великий визирь Кара-Мустафа-паша будет рад, если ее отец погибнет здесь, на татарской земле. В этом случае ей пришлось бы стать рабыней хана или одного из его воинов. Эта мысль настолько потрясла девушку, что она вернулась в юрту и без сил опустилась на подушку. Однако рабыня Бильге продолжала выглядывать из палатки.

– Хан говорит! – воскликнула она.

Мунджа снова вскочила на ноги и стала рядом с ней. Из-за плеча Бильге она могла наблюдать за Азадом Джималом. Тот передал кнут одному из своих людей и подошел к пленнику так близко, что их лица почти соприкоснулись.

– Пес, ты заплатишь за смерть моего сына! – крикнул хан и указал на пустое место в десяти шагах от юрты Мунджи. – Привяжите его там! Пускай он лежит, пока не сдохнет от жажды. Не давайте ему ни воды, ни еды. Пусть днем его оплевывают женщины, а ночью мучает отчаяние.

Татары приветствовали решение хана дикими криками. Несколько человек схватили Карла, подтащили его к указанному месту и вбили в землю четыре столба. Затем пленника освободили от пут и привязали его руки и ноги к столбам. Карл беспомощно лежал на спине, в полной власти своих мучителей.

Сначала он чувствовал только боль от ударов и от слабости закрыл глаза. Карл спрашивал себя, сколько пройдет времени, прежде чем он умрет? Два дня? Три? Или же ему придется терпеть муки и унижения четыре или даже пять дней? Карл открыл глаза и увидел перед собой море враждебных лиц. Лишь одна девушка, казалось, испытывала к нему жалость.

«Хорошо, что здесь есть хоть кто-то, кто меня не осуждает», – подумал Карл, но потом сказал себе, что это никак не повлияет на его судьбу.

Раньше по вечерам Азад Джимал звал Исмаил-бея к себе для разговора, но на этот раз захотел побыть в одиночестве и оплакать своего первенца. Исмаил-бей ужинал в своей юрте. Дочь присоединилась к нему, но у нее не было аппетита.

– Хан жесток, – тихо сказала она. – Он мог бы казнить пленника, но осуждать его на долгую и мучительную смерть недостойно человека.

– Ты называешь Азада Джимала человеком? – спросил отец с горькой улыбкой. – Хоть у него и людское обличье, на самом деле он – дикарь. Мурад Герай считает его способным лишь на то, чтобы не давать покоя полякам по ту сторону границы. Однако даже здесь хану не удалось преуспеть. Он мог бы поймать Османьского, но не захотел прислушаться к моему совету и поплатился за это жизнью сына.