Темная игра смерти. Том 2 - Дэн Симмонс

– Ты уверен, что сможешь сосуществовать с Вилли? – поинтересовался Хэрод.

Кеплер свернул на стоянку неподалеку от Голливудского леса, где стоял серый лимузин с тонированными стеклами.

– Когда ты поживешь с гадюками столько, сколько пожил я, Тони, – заметил он, – то поймешь: не так уж важно, каким ядом обладает новая, главное, чтобы она не кусала своих соседей.

– А как насчет Саттера?

Кеплер заглушил мотор «мерседеса».

– Перед приездом сюда у меня был долгий разговор с преподобным. Несмотря на то что он с нежностью относится к своей долгой дружбе с Кристианом, он не сомневается, что надо воздать всем по заслугам.

– То есть?

– То есть надо заверить Вилли, что Джимми Уэйн Саттер не будет возражать, если портфель мистера Барента перейдет в другие руки.

– Знаешь что, Джозеф, – сказал Хэрод. – Ты не умеешь выразить ни одной простой мысли, даже когда от этого зависит твоя жизнь.

Кеплер улыбнулся и открыл дверь машины:

– Ты с нами или нет, Тони?

– Если быть с вами означает сидеть тихо и не влезать в это дерьмо, то да, – ответил Хэрод.

– Мысль выражена достаточно просто и ясно, – с улыбкой похвалил Кеплер. – Твой дружок Вилли хочет знать, на чьей ты стороне.

Хэрод окинул взглядом залитую солнцем стоянку, повернулся к Кеплеру и устало произнес:

– Я с вами.

Было уже почти одиннадцать вечера, когда Хэрод решил съесть парочку хот-догов с горчицей и луком. Он отложил в сторону переписанный сценарий и отправился в западное крыло дома. Из-под дверей комнаты Марии Чен все еще виднелась полоска света. Он дважды постучался.

– Я собираюсь в «Пинке». Хочешь со мной?

Ее голос прозвучал приглушенно, словно она говорила из ванной.

– Нет, спасибо.

– Ты уверена?

– Да.

Хэрод натянул свой кожаный пиджак и вывел из гаража «феррари». Он получал удовольствие от быстрой езды, от резкого переключения скоростей и гонки с соперниками, которые имели наглость соревноваться с ним на бесконечном бульваре.

«Пинке», как всегда, был переполнен. Хэрод съел два хот-дога за стойкой, а третий прихватил с собой. Между темным фургоном и его машиной стояли какие-то подростки. Один из них даже облокотился на «феррари», беседуя с двумя девушками. Хэрод подошел к нему.

– Проваливай, парень, а то тебе не поздоровится, – бросил он.

Мальчишка был на шесть дюймов выше Тони, но отскочил от «феррари» так, будто случайно прикоснулся к раскаленной плите. Вся четверка медленно двинулась прочь, время от времени оглядываясь на Хэрода и дожидаясь того момента, когда расстояние станет достаточно безопасным, чтобы можно было облить его потоками ругани. Хэрод оценивающим взглядом посмотрел вслед двум девицам. Та, что пониже, была очень хороша – черноволосая, смуглая, в дорогих шортах и обтягивающей майке, которая, казалось, сдавливала ее полную грудь. Он представил себе, как удивятся ее приятели, если она вдруг развернется и залезет к нему в «феррари»… Но сегодня он слишком устал.

Сев за руль, Тони доел третий хот-дог, запил его остатками кока-колы и уже включил зажигание, когда вдруг послышался тихий голос:

– Мистер Хэрод.

Дверь стоящего рядом фургона открылась, на пассажирском сиденье, свесив длинные ноги, сидела чернокожая красотка. Хэрод уловил что-то знакомое в ее чертах и механически улыбнулся, вспоминая, где и при каких обстоятельствах он ее видел. Девушка держала на коленях какой-то предмет, обхватив его руками.

Хэрод захлопнул дверь и уже собрался тронуться с места, когда раздался легкий хлопок, какой издавали глушители в его бесчисленных шпионских фильмах, и в его левое плечо впилось что-то острое.

– Черт! – воскликнул он, поднял правую руку, чтобы пощупать плечо, но тут перед его глазами все поплыло и приборная панель врезалась ему в лицо.

Окончательно сознания Хэрод не потерял, но ощущения, испытываемые им, весьма напоминали беспамятство. Казалось, его заперли в подвале собственного тела. Звук и изображение смутно доносились до него, будто он смотрел передачу отдаленной дециметровой станции по дешевому черно-белому телевизору, а радио из соседней комнаты передавало искаженную помехами волну. Затем кто-то накрыл его голову капюшоном. Он ощутил легкую качку, словно находился на борту маленькой шлюпки, но это ощущение было расплывчатым и недостоверным.

Потом его куда-то понесли, по крайней мере так ему казалось. Возможно, он сам схватил себя руками за ноги, хотя нет, руки его были крепко связаны сзади чьим-то ремнем.

Прошло еще сколько-то времени. Хэрод пребывал в прострации, плавая где-то внутри себя в приятном омуте обманчивых ощущений и сбивчивых воспоминаний. Откуда-то издалека до него доносились два голоса. Один из них явно принадлежал ему, но разговор – если это был разговор – вскоре надоел ему, и он снова погрузился в темноту с той же пассивной безучастностью, с какой тонущий ныряльщик позволяет течению унести себя в бездну.

Тони Хэрод осознавал, что с ним происходит что-то нехорошее, но ему было на это глубоко наплевать.

Его разбудил свет. Свет и боль в запястьях. И еще одна нестерпимая боль, которая заставила его вспомнить «Чужих» Ридли Скотта, когда тварь вылезает из груди бедного сукина сына. Кто его исполнял? Ах да, Джон Херт. Что это за свет режет ему глаза? И почему так болят запястья? Что такое он пил накануне, если в голове у него все перемешалось?..

Хэрод попытался сесть и вскрикнул от боли. Этот крик, казалось, разорвал пленку, отделяющую его от окружающего мира, и он начал обращать внимание на то, что еще совсем недавно казалось неважным.

Он находился в постели. Правая рука лежала на подушке, прикованная наручниками к мощному металлическому изголовью кровати. Левая рука вытянулась вдоль тела, и ее наручник был прикреплен к какой-то неподвижной части, находящейся под матрасом. Хэрод попытался поднять левую руку и услышал металлический скрежет. Значит, к остову или к трубе. Или еще к чему-нибудь. Он пока был не в состоянии повернуть голову, чтобы убедиться. Возможно, ему удастся сделать это позднее.

Черт, с кем он провел ночь? У Хэрода было несколько подружек с садомазохистскими наклонностями, но он никогда не позволял себе оказываться в роли жертвы. Слишком много выпил? Или Виктория наконец затащила его в свою комнату наслаждений? Хэрод открыл глаза и, невзирая на боль, доставляемую режущим светом, заставил себя не закрывать их больше.

Белая комната, белая кровать, простыни, медные спинки, тоже зачем-то выкрашенные в белый свет, на противоположной стене небольшое зеркало в белой крашеной раме, дверь. Белая дверь с белой ручкой. С потолка на белом шнуре свисает единственная голая лампочка – ватт эдак сотен в десять, насколько мог судить Хэрод по излучаемому ею свету. Сам он лежал почему-то в белой больничной рубашке. Он ощутил разрез на спине и почувствовал, что, кроме рубашки, на нем ничего нет.