Мое жестокое счастье, или Принцессы тоже плачут - Марина Крамер

– К мужу! – отрезала Алена. – Болеет он у меня, не знал? А ты даже не приехал ни разу за полгода, друг детства. Не тяни резину, Маратка, я устала!

– Пошла ты…

– Ну, понятно, человеческой речи ты не понимаешь, – вздохнула она, и Боксер продолжил молотить Марата по печени.

Алена старалась не смотреть, ее мутило от отвращения и от звука ударов, наносимых Виктором, однако где-то в глубине души она понимала, что по-другому никак не получится. Марат ни за что не признается в махинациях и не скажет всей правды о состоянии дел на фирме. Ей же было необходимо знать все, потому что сейчас только от нее зависело дальнейшее будущее ее семьи. Следовательно, как бы противно ни было, придется терпеть.

Через три минуты обезумевший от невыносимой боли Лозовский сдался и дрожащей рукой написал дарственную. Алена выхватила листок из-под его руки, пробежала глазами и победно вскинула вверх обе руки:

– Йес! Молодец, Витенька, все правильно сделал! Подожди меня здесь, я только у Моисеича все заверю и вернусь, будем дальше решать.

Она выскочила из кабинета, затворив за собой дверь. Справедливо опасаясь ненужных вопросов нотариуса и того, что Марат вдруг начнет кричать в кабинете, Алена решила дождаться Матвея Моисеевича в коридоре и обсудить все вопросы в кабинете бухгалтера.

Нотариус оказался пунктуальным, буквально через минуту она услышала старческое покашливание и стук тросточки по лестнице – Матвей Моисеевич не признавал лифтов и всегда ходил пешком. «От вашей цивилизации только и жди подвоха, – говаривал он частенько. – Я уж лучше по старинке, пешочком».

Вот и сейчас он одолел последний пролет и остановился на площадке, тяжело дыша и вытирая вспотевший лоб большим темно-синим платком:

– Уф! Пока добрался, взмок… Здравствуйте, Алена Сергеевна… Что-то срочное?

– Срочное, Матвей Моисеевич, – улыбнулась Алена, глядя на невысокого, сухощавого старичка в темно-сером костюме и белом галстуке-бабочке. – Пойдемте в бухгалтерию, а то в приемной кондиционер сломался.

Нотариус покачал головой, спрятал платок в карман и пошел вслед за Аленой, постукивая тросточкой по паркетному полу коридора.

В бухгалтерии было прохладно. Бухгалтер Альбина Петровна, дама лет сорока, с высокой ярко-рыжей прической и тщательным макияжем, восседала в своем кресле, сдвинув модные очки в апельсинового цвета оправе на самый кончик чуть длинноватого носа. Она пила чай из изящной фарфоровой чашечки и о чем-то мечтала. Появление в кабинете Алены и нотариуса удивило и слегка напугало ее – она была в курсе афер Марата, своего давнего любовника, и теперь внутри у нее что-то оборвалось и ухнуло вниз. Она испуганно отставила чашку и проговорила чуть дрогнувшим голосом:

– Алена Сергеевна? Что-то случилось?

Алена смерила ее взглядом, от которого Альбина слегка съежилась и вжалась в кресло:

– А что, непременно должно что-то случиться, чтобы я приехала? Может, меня Григорий Валерьевич прислал проверить, как тут дела?

Это высказывание понравилось Альбине еще меньше – дела как раз обстояли именно так, чтобы имело смысл скрыть это от хозяина. Она сразу предупреждала Марата, что не хочет участвовать в его затеях, что собственное место ей дорого, однако любовник уверил ее, что хозяин сейчас не в том положении, чтобы активно интересоваться делами, а его жена и Мазей вовсе ничего не понимают во всей кухне. И что через дочернюю фирму они смогут перегонять часть денег на счет в надежном австрийском банке, а затем и перебраться в Австрию на жительство. Мол, схема вполне надежная, сбоев не дает…

И вдруг появляется Алена Сергеевна, да еще в компании нотариуса, да с заявлением очень неприятного содержания. Ситуация нравилась Альбине все меньше, и, услышав просьбу покинуть кабинет минут на двадцать, она всполошилась:

– А почему, собственно? – и наткнулась на ледяной взгляд молодой жены хозяина:

– Я не просила обсуждать, я просила выйти.

Альбине ничего не осталось, как встать и пойти в приемную к Елизавете – вдруг та в курсе. Дверь в кабинет шефа была плотно закрыта, секретарша сидела на своем месте с обиженным выражением на хорошеньком лице и рассматривала маникюр. Альбина села на стул для посетителей и страдальческим тоном спросила:

– Лизочка, корвалольчика нет у тебя? Что-то сердце закололо…

Лиза полезла в ящик стола, накапала в стакан капли и встала, направившись к кулеру:

– Что случилось, Альбина Петровна?

Бухгалтер залпом выпила лекарство, отдышалась и проговорила:

– Ничего не понимаю! Явилась эта пигалица, выперла меня из собственного кабинета, заперлась там с Матвеем Моисеевичем. А зачем? Что им делать вдвоем в бухгалтерии?

– И не говорите! – подхватила Лиза, наклоняясь к Альбине и понижая голос. – Влетела сюда как фурия, Витьку Боксера сначала здесь оставила, потом в кабинет к Марату Алексеевичу позвала, долго они там были. А перед этим велела мне нотариуса срочно вызвать. Я краем уха услышала разговор о какой-то дарственной, но какой и на что, не поняла. А в кабинете сейчас тихо, хотя там Витька и Марат Алексеевич. Молча сидят, что ли?

– Чует мое сердце, неспроста все это… Ой, я дура, зря поддалась на его уговоры! – запричитала бухгалтер. – А ну как открылось все, а? Не простит Григорий Валерьевич… – и осеклась, поняв, что сболтнула лишнее.

Секретарша пожала плечами – она не особенно опасалась за свое положение хотя бы потому, что не была замешана ни в чем, ее никто не принимал всерьез, мол, принеси-подай, не больше.

Однако ни Марат, ни Альбина не знали, что Елизавета на самом деле была в курсе всех дел, которые они проворачивали в отсутствие Грачева, и в случае чего могла обезопасить себя, выложив информацию хоть самому шефу, хоть его жене, хоть Мазею. Поэтому ее даже забавлял испуганный вид высокомерной бухгалтерши. Кроме того, Лиза прекрасно знала, что на самом деле Альбина и Марат давно знают друг друга и являются любовниками, но почему-то упорно скрывают это и делают вид, что их связывают только дела на фирме.

К тому моменту, как из бухгалтерии вернулись Алена и нотариус, Альбина успела выпить еще сорок капель корвалола и выкурить три сигареты. Увидев жену хозяина, она изо всех сил постаралась не выдать своего взволнованного состояния, сделала вид, что непринужденно болтает с секретаршей. Однако Алена не обратила на нее никакого внимания, попрощалась с Матвеем Моисеевичем и вошла в кабинет мужа, прижимая к груди какую-то папку. Когда за ней закрылась дверь, секретарша и бухгалтер кинулись к нотариусу с вопросами, однако тот только покачал головой и сделал жест, закрывающий рот на замок. С тем и удалился, оставив женщин сгорать от любопытства.

Алена же, войдя в кабинет и закрыв за собой дверь, едва не закричала – Марат по-прежнему сидел в кресле, однако тело его как-то странно обмякло, завалилось набок, а изо рта текла струйка крови, просачиваясь под воротник белой рубахи.