Смерть перед Рождеством - Кристоффер Карлссон

И он рассказывает нам историю, которая местами представляется нам не вполне правдоподобной, но ожидать от Гофмана большего было бы слишком наивно.

* * *

Все началось в один из дней февраля, когда Гофман скучал у себя кабинете.

Он всегда был человеком движения, которому лучше думалось в машине или во время пешей прогулки. Сидение в четырех стенах раздражало его. Возможно, поэтому он и воспринял поступившую бумагу как проклятье. В ней Гофмана уведомляли о назначении на новое задание, спущенное свыше от не пожелавшего назваться лица. Задание заключалось в сборе информации и всего, что касается шведских леворадикальных группировок.

Как человек простой, Гофман привык воспринимать происходящее буквально. Политика занимала его мало, к «правым» и «левым» группировкам он был одинаково равнодушен. Гофман предпочитал простые решения, пусть даже и для сложных проблем, а критерием правильности выбора для него оставалась практическая польза. В данном случае он решил не откладывать дела в долгий ящик, с тем чтобы покончить с ним как можно скорей и наслаждаться жизнью дальше.

Он быстро протоптал тропинку в «Каиро», где его фигура, как и моя, колола глаза завсегдатаям. Но на все, что касалось информации, Гофман имел исключительный нюх, поэтому быстро вышел на Лизу Сведберг. Установил за ней слежку и со временем разузнал ее персональный номер.

В начале марта Гофман выявил причастность Лизы Сведберг к одному тяжкому преступлению, которое так и не было раскрыто. Тщательно все проверив и перепроверив, он пришел к однозначному выводу о ее виновности. И однажды утром, проснувшись в своей постели, Лиза Сведберг увидела его сидящим рядом на стуле. Гофман закинул ногу на ногу и скрестил руки на груди – поза, предупреждающая любые возражения.

Первым делом он объявил, что ему все известно. А затем предложил Лизе Сведберг сделку. Услуга за услугу: информация в обмен за молчание.

* * *

– Я прибегал к этому не так часто, – поясняет Гофман. – И никогда не заставлял Лизу действовать себе во вред. Последнее можно считать одним из пунктов нашего негласного договора.

– Вы просто шантажировали ее, – уточняет Бирк.

– Вы правы, – соглашается Гофман. – Никогда не имел ничего против того, чтобы называть вещи своими именами.

В салоне нависает тишина. Я думаю, прикусив нижнюю губу. We’ll be planning out a route we’re gonna take real soon, we’ll all be gone for the summer…[39] – поют «Бич бойз».

– Что же это было за преступление? – спрашиваю я.

– Если я что и усвоил за долгие годы службы, так это то, что о мертвых не следует говорить плохо, – отвечает Гофман. – Оставим в покое Лизу Сведберг, тот ее проступок с учетом сложившихся обстоятельств был вполне оправдан. Она не пошла бы на такое без крайней на то необходимости. В общем и целом она была славной девушкой.

* * *

К сожалению, доверять людям не входит в список профессиональных достоинств секретного агента. Поэтому Гофман продолжал держать Лизу Сведберг под наблюдением. Где-то в конце марта – Гофман так и не «вспомнил» точной даты, хотя, я уверен, при желании мог бы назвать время с точностью до часа – он преследовал Лизу на машине, держась метрах в двадцати позади нее. День выдался погожий, солнце слепило глаза, отражаясь от поверхности капота, и Гофмана разморило. Он утратил бдительность всего на каких-нибудь пару минут, но этого оказалось достаточно, чтобы Лиза исчезла из вида.

Гофман остановил машину и вышел близ места, где она только что стояла. Осмотрел прилегающие переулки, окрестные магазины и кафе.

В одном из последних сидела она, за одним столиком с Томасом Хебером.

* * *

– Собственно, я видел его впервые, – поясняет Пауль Гофман. – Мужчину рядом с Лизой Сведберг я снял на мобильник и показал фотографии Ирис. Это она опознала в нем Томаса Хебера.

* * *

Продолжая наблюдения, Гофман выяснил, что Хебер время от времени приглашает Лизу к себе домой. Это оказалось достаточным основанием, чтобы вплотную заняться персоной социолога.

* * *

– И вскоре мне стало известно обо всем, что вы уже знаете, – продолжает он. – То есть о гётеборгских беспорядках, антифашистском фронте, автономных социальных движениях и прочем бла-бла-бла… Что меня поразило – так это то, что Томас Хебер до сих пор числился в списке персон, представляющих интерес для нашего ведомства.

* * *

Гофман связался с Лизой Сведберг, и та рассказала всю правду, как делала всегда, если только эта правда не касалась ее контактов с университетским сообществом. В отношении последнего Лиза делала одно исключение. Называя Гофману преподавателей и студентов, с которыми водила дружбу и которым симпатизировала, она упорно замалчивала одно имя: Томас Хебер.

И здесь Гофман должен бы был, наплевав на все договоренности, публично вывести Лизу Сведберг на чистую воду, но было нечто, что удерживало его от подобного шага.

– И заставляло продолжать игру. – Гофман дважды щелкнул себя по носу.

– И прослушивать квартиру Хебера, – подсказал Бирк.

– Именно. В этом нам помог один сговорчивый молодой человек, которого завербовала Ирис. Он установил в квартире Хебера «жучки» в обмен на информацию из списков секретной полиции, хорошо подстегнувшую его карьеру и позволившую взлететь на самую верхушку партийной иерархии.

Микрофон – верное средство развязать язык кому угодно. Кроме того, Хебер проживал один и мало походил на тех, кто имеет привычку разговаривать сам с собой. Поэтому материалы прослушки состояли почти исключительно из его бесед с респондентами, главным из которых на тот момент оставалась Лиза Сведберг. Можно сказать, она была единственной, кто навещал Хебера в его квартире.

* * *

– Это позволило мне сэкономить кучу времени, – говорит Пауль Гофман. – Мне просто повезло. Я-то как раз из тех, кто разговаривает сам с собой. Вы – нет?

Последний вопрос обращен скорее к Бирку. Тот в ответ только хмыкает.

* * *

После установления «жучков» Гофман слышал каждое слово, произнесенное Хебером и Сведберг, даже когда они занимались сексом.

* * *

– Я помню их оргазмы, а их самих уже нет на свете… – Гофман вздыхает. – Странное чувство. Они были красивой парой, вам не кажется?

Мы с Бирком молчим.

– Хотя… – продолжает Гофман, – едва ли этично говорить такое о людях, которые замалчивали свою связь.

* * *

Теперь, когда тотальная слежка за Хебером была установлена и с этой стороны никаких сюрпризов не ожидалось, Гофман мог позволить себе переключиться на другие задачи. В частности, проверить дошедший до него слух о готовящемся налете на одну звероферму в окрестностях Стокгольма. С этой целью он и позвонил Лизе Сведберг, когда та была наедине с Хебером, – человеком, которого они прослушивали.