Смерть перед Рождеством - Кристоффер Карлссон

* * *

– Мартин Антонссон, – повторяю я.

– Именно он.

Это черт знает что… Мартин Антонссон – один из самых одиозных лидеров «Шведских демократов», а именно ее стокгольмского отделения. В прошлом, говорят, член BSS и тому подобных организаций, вплоть до NSf[35]. Когда «Шведские демократы» принялись, выражаясь словами Хебера, «чистить перышки», Антонссон оказался одной из первых жертв «чистки». Тогда о нем заговорили СМИ. И по сей день его имя мелькает в газетах, когда кто-нибудь из не слишком щепетильных «правых» выкладывает карты на стол. Никто не знает, чем он сейчас занимается. О Мартине Антонссоне известно только, что он крайне правый консерватор.

Итак, Мартин Антонссон. Это черт знает что…

– Зачем он им понадобился? – спрашиваю я Бирка.

– Без понятия, – отвечает тот. – Вполне возможно, что на сегодняшний день эта информация неактуальна. Помнишь, что говорила Лиза Сведберг у меня на квартире? Теперь у нее нет полной уверенности в том, что это правда. Но, вполне возможно, Антоннсон связан с кем-то еще, о ком мы не знаем. Я тут немного «погуглил» в мобильнике – ведь выходы в Сеть через компьютеры в участке наверняка регистрируются.

– И?..

– Мартин Антонссон – хороший знакомый лидера «Шведского сопротивления» Йенса Мальма; вот все, что мне удалось выяснить.

– Наверное, хорошо поддерживает их в финансовом плане, – предполагаю я. – Если дело не в идеологии, то уж точно в деньгах. Так оно обычно бывает.

– Похоже, в данном случае дело и в том и в другом, – возражает Бирк. – Сегодня утром я наведался к Антонссону на его загородную виллу в Стоксунде. Там стояли два гражданских автомобиля и еще один служебный, у ворот. Я узнал номер: VEM триста двадцать семь, СЭПО. То есть наш приятель Гофман успел и туда протоптать тропинку.

– Эби Хакими, – говорю я и удивляюсь, почему это имя пришло мне на ум именно сейчас. – Так звали парня, которого застрелили в глаз.

– Именно.

– И он точно есть в «полевых заметках».

– Значится там под буквой «Х», – замечает Бирк. – Я уверен в этом.

Шестеренки завертелись. Эби Хакими и есть тот «Х» из дневника Хебера, теперь это можно утверждать с полной уверенностью. Лиза Сведберг рекомендовала Хеберу связаться с Х, чтобы подробней разузнать об угрозе Мартину Антонссону. Хебер встретился с Эби Хакими в кафе «Каиро» и рассказал ему об Антонссоне. Причем по реакции Хакими он понял, что тому об этом уже известно. Потом Хебер спросил Хакими еще об одном человеке, имя которого называл ему респондент 1601. Что именно произошло там, в кафе, точно неизвестно, но Хакими, похоже, перепугался и спешно покинул зал.

– Нам нужно переговорить с ней еще раз.

– Именно… – Бирк, положив руки на руль, ритмично двигает вверх-вниз большим пальцем. – Склоняюсь к тому, что Олауссон был прав.

– Ты о чем?

– СЭПО везде на шаг впереди нас. Им известно больше, чем нам, и это они должны заниматься этим делом, а не мы. Мы не располагаем соответствующими источниками информации, да и опыта маловато.

– Хочешь сказать, мы должны передать им то, что наработали?

– То немногое, что наработали, да. И то, что в следующий раз сообщит нам Сведберг. Нам не справиться с этим в одиночку, нет смысла и пытаться. Да и необходимости такой нет. СЭПО более компетентно в таких вопросах, и они уже взялись за это дело официально.

Я признаю, хоть и неохотно, правоту Бирка.

– Нам нужно уговорить Лизу Сведберг на сотрудничество с СЭПО.

– Именно так, – подтверждает Бирк. – Тем более что она, кажется, уже знакома с Гофманом.

– Вот это то, чего я не понимаю, – говорю я. – Почему она не стала разговаривать с ними?

– Вероятно, тому имеется объяснение, – рассуждает Бирк. – Но есть еще одно…

– Что?

– Эби Хакими, двадцати двух лет, перс по национальности, зарегистрированный проживающим в Хюсби. Член радикального антифашистского фронта с трехлетним стажем. Изучал в университете социологию и историю экономики. Был арестован по подозрению в вандализме, гражданском неповиновении и нарушении закона о холодном оружии. И все это в связи с событиями в Салеме трехлетней давности. Я говорил с ним – Бирк помахал мобильником. – Сегодня утром я навещал Эби Хакими в больнице. Прибыл туда, как только узнал, что с ним случилось. По словам медсестры, с момента поступления и до моего появления в больнице Эби Хакими в сознание не приходил. К тому времени из раны извлекли пулю, и он отдыхал. Я явился спустя два часа после операции, и вот что мне удалось из него выудить.

Бирк нажимает на кнопку.

* * *

На заднем фоне монотонный городской шум, время от времени прерываемый автомобильными гудками. Голос Бирка звучит необыкновенно мягко, осторожно. Так говорит человек, когда использует свой единственный шанс.

– Кто убил Томаса Хебера?

В ответ – невнятное мычание.

– Кто убил Томаса Хебера?

– Шовле.

– И кто на очереди?

– Эш…тер.

* * *

– Это всё. Потом он вырубился.

– Еще раз прокрутить можешь?

Бирк нажимает на кнопку:

* * *

– Кто убил Томаса Хебера?

– …

– Кто убил Томаса Хебера?

– Шовле.

– И кто на очереди?

– Эш…тер.

* * *

– Что он сказал? Кто такая Эштер?

– Думаю передать это СЭПО. Пусть ищут эту Эштер или Эстер сами. Эти слова могут означать что угодно, а нам совсем не за что уцепиться.

– В любом случае он ничего не говорит об Антонссоне.

– Да, и это меня немного смущает. Особенно после нашей беседы с Лизой Сведберг. Она ведь тоже как будто о чем-то умалчивала, поскольку сомневалась, что это правда… Но все прояснится в свое время. Я разговаривал с медсестрой, и она была страшно возмущена, что ей не доложили, когда Хакими пришел в сознание. А когда успокоилась, я попросил ее держать меня в курсе всего, что касается этого больного.

Бирк отключает диктофон на мобильнике.

– И что? – спрашиваю я.

– Два часа назад или чуть больше мне сообщили, что он умер.

* * *

У подножия набережной вода замерзла. В воздухе кружатся белые снежные хлопья.

Я думаю о последних словах Эби Хакими – Шовле, Эштер – и спрашиваю себя, какими были последние слова Томаса Хебера. Он мог сказать их случайному встречному где-нибудь в метро – например, нищему, когда подавал милостыню. А мог того же нищего обругать и послать подальше.