У кромки океана - Ким Стэнли Робинсон

* * *

Оскар почти сразу сбился с тропинки, чуть было не свалился в источник, но отделался тем, что обжег колено. По лицу хлестнули ветки. Он зачарованно уставился на бурлящую поверхность озера: казалось, на дне лежит шланг, из которого бьет струя воды. Так странно… Пустынное побережье, кругом сплошные скалы, и на тебе – столько воды. Причем жутко горячей. Впрочем, ничего удивительного, если вспомнить, чему учили в колледже – сколько, оказывается, надо всего знать, чтобы разбираться в законах! Прошло много лет, а то, что говорила на занятиях насчет подземных вод Салли, до сих пор сидит в памяти. У него под ногами древние холмы, сквозь пористый камень которых вода проникает без малейшего труда. Таким образом, почва здесь достаточно влажная – на глубину в несколько футов (или несколько сот – зависит от рельефа местности). Вода течет под землей по многочисленным тайным руслам, иногда поднимаясь к поверхности. К примеру, тут, где она выходит через трещину в скале. Водопад наоборот. А горячая она потому, что недра планеты согревают ее своим теплом. Господи боже, неужели под землей и впрямь так жарко? Ну да, толщина земной коры составляет от силы десяток километров, а расстояние между ней и ядром – сотни миль. Получается, он стоит на кипящей лаве, от которой его отделяет нечто вроде тонкого слоя алюминиевой фольги.

Оскар опустил в источник ладонь; вода обожгла пальцы, и он торопливо отдернул руку, а затем, опасливо поглядывая на струйки пара, которые вдруг начали слабо светиться розовым, побрел вверх по каньону, размышляя о Пеллюсидаре[19], что бурлил под ногами: перед мысленным взором прокурора возникали призрачные видения – ярко-желтые потоки расплавленного металла… Правда, если рассуждать по-научному, в действительности он шагал по камням, которые с точки зрения геологии не были ни жидкими, ни твердыми. Ничтожное изменение гравитационного или магнитного поля – и ночь взорвется заодно с планетой. Каково жить на свете тому, кто осведомлен о возможности подобного исхода?

В лесу было темным-темно. Оскар то и дело натыкался на ветки, которые так и норовили его исцарапать. Интересно, как ориентируются в такой темноте остальные? Он постоянно наступал на что-то мягкое, отчего к горлу всякий раз подкатывала тошнота. До чего же плохо без фонаря. Однажды он гостил у приятеля в Виргинии, и тот повел Оскара на экскурсию в одну из пещер горы Шенандоа; в один прекрасный момент ему вздумалось выключить фонарик, чтобы гость на собственном опыте убедился, что означает полное отсутствие света. Мрак полностью соответствовал выражению «хоть выколи глаз» – черная, непроницаемая пелена.

Сейчас все было несколько иначе. Сквозь листву над головой проглядывали звезды, на западе сверкала над горизонтом искорка солнечной батареи, похожая на далекий уличный фонарь. Какой-никакой, а свет. Любопытно, сколько свечей в звезде? Прикинем: считается, что зажженную свечу можно разглядеть с расстояния около восьми миль. В детстве они пытались проверить правильность этого мнения: отправились в пустыню, зажгли свечу, и один из них пошел прочь, чтобы установить, на каком именно удалении перестанет различать свет. Кажется, восьми миль там не было и в помине. Кстати, а что вообще мешает видеть свет? Что встает у него на пути? Оскар вдруг живо представил себе, как бродит по пустыне мальчишка, стараясь отыскать в темноте тусклый огонек…

Если поднести к лицу ладонь, можно пересчитать пальцы. Жуть! Во мраке рука напоминает черного осьминога. А что впереди? Что это за черные тени, чуть более светлые, чем фон, на котором они проступают? Того и гляди врежешься в дерево. Ну вот, пожалуйста, что и требовалось доказать. В конце концов Оскар решил уподобиться лунатику и идти, выставив перед собой руки.

Ничего не видно, зато сколько всего слышно! Шелест ветра, иногда переходящий в протяжный вой; шуршание листвы, плеск воды – и множество других звуков, гораздо более отчетливых… Скрип ветвей (эвкалипты любят поскрипеть, весьма разговорчивые деревья), непонятные шорохи в траве… Оскар стал двигаться еще осторожнее. Очевидно, при его приближении разбегались в разные стороны ночные животные – как люди в японских фильмах про Годзиллу. Может быть, среди них найдутся экземпляры, вооруженные чем-нибудь вроде змеиного яда. Поэтому спешить не стоит. Дадим им время спрятаться.

Чуть погодя он пошел быстрее. Гремучие змеи наверняка дрыхнут, а опасны во всей округе они одни. Может быть. Во всяком случае, надо поторапливаться. А чтобы обезопасить себя от возможных неприятностей, следует производить побольше шума. Оскар подобрал с земли палку и принялся размахивать ею, время от времени попадая по деревьям. Замечательно. Ему вспомнился рассказ знакомого: тот шел летней ночью по берегу озера в Восточном Техасе, постоянно слышал чмокающий звук, и наконец до него дошло, что он давит снующих под ногами лягушек. Такие дела. В темноте лучше всего двигаться на ощупь и ориентироваться по звукам.

Оскар уперся в каменную стену. Похоже, здесь развилка. Он свернул направо, и вскоре ему пришлось продираться сквозь кусты, карабкаясь вверх по склону. Среди кустов изредка попадалась некая разновидность юкки с острыми, точно бритва, листьями. Ее следовало всячески избегать. Если вдуматься, он свалял изрядного дурака. Куда лезет? Что рассчитывает найти? Ясно ведь, что никому другому просто не придет в голову изображать из себя бульдозер.

Тем не менее Оскар продолжал сражаться с кустарником. Те, кто путешествует в одиночку, получают очень важное преимущество перед теми, кто направляется куда-то вдвоем или в более многочисленной компании: можно не стесняясь вытворять невероятные глупости. Толокнянка? Мескитовое дерево? Какая разница, главное, что тут не поможет и палка. Ветки будто железные. Ладно, обойдем. Пускай его заставляет идти дальше ослиное упрямство, он не остановится, пока не достигнет цели. Конечно, уже двадцать раз можно было бы повернуться и пойти обратно, к источнику, но зачем? Раз вышел на дорогу – иди. По инерции. Следуй обезумевшему гироскопу духа. Оскару вспомнилось, как они с приятелями пытались когда-то оценивать всех знакомых по трем параметрам – безумности, шарму и удачливости, причем по шкале от единицы до десяти для каждой категории; он единственный удостоился трех десяток. Хорошие были друзья. Но сейчас безумие явно перевалило за сотню.

Бей, ломай, круши! Честно говоря, чем не жизнь – блуждать в гордом одиночестве во мраке, продираться, размахивая палкой, сквозь стальной кустарник высотой по колено, а то и в человеческий рост? Великолепная аллегория. Осел в джунглях.

Взошла луна, и местность волшебным образом изменилась. Каньон словно наполнился густым, полупрозрачным белым сиропом, на фоне которого стали отчетливо различимы все деревья. Своего рода черно-белая фотография моря или заснеженного леса – или чего-то еще. Эвкалипты лениво покачивали листьями, поскрипывали на ветру, а прямо перед Оскаром возвышалось пыльное деревце, почему-то напомнившее прокурору бактерию под микроскопом. Бациллус дубовус. Дуб означает мужество. «Мужества ему не занимать», – сказал Хэнк, рекомендуя Оскара на должность городского прокурора. Интересно, неужели в каждом городе перед тем, как назначать прокурора, советуются с таким вот Хэнком? Чудеса да и только. По земле стелились тени, пускавшиеся порой в призрачный пляс. Оскар видел ровно настолько, чтобы заметить, что все вокруг движется. А ветер не слишком ведь сильный… Тягучий лунный свет, аромат полыни…