Времена моря, или Как мы ловили вот такенную акулу с вот такусенькой надувной лодки - Мортен А. Стрёкснес

Миф о существовании Туле, впрочем, не умер: напротив – с каждым новым веком только креп. Так, римский поэт Вергилий использует название Ultima Thule (крайняя, или дальняя Туле) [79] – сумрачный мир на крайнем Севере. Земля на пути к ночи.

У Фритьофа Нансена не было ни малейших сомнений. Только одна земля в точности подходит под описание Пифея, и это не Шетландские острова, не Исландия, а Норвегия – северо-западная ее часть. Впрочем, и тут сходилось не все: Северный Ледовитый океан (Северное море), упомянутый Пифеем, находится, как мы знаем, севернее Норвегии – разве что предположить, что Северная Атлантика в ту пору (2400 лет назад) была значительно холоднее нынешней. Нансен утверждал, что о Ледовитом океане Пифею могли поведать норвежцы, например, во время его похода к берегам Хельгеллана или еще дальше на север, где он, возможно, и увидел полярный день. Может, Туле – это остров Верёй, который виден на самом краю моря, когда мы с Хуго подходим к Скровскому маяку.

Нансен писал также о гипербореях. Согласно греческой мифологии, этот народ жил в “стране за северным ветром (Бореем)” у самого северного моря – звезды спускались туда, чтобы отдохнуть от дел, а луна висела так низко, что лик ее можно было разглядеть до мельчайших подробностей. Гипербореям ничего не стоило позвать бога солнца Аполлона на танцы и угощение. Некоторые из древних утверждали, что в Гиперборее был воздвигнут огромный храм в виде шара – он раскачивался в воздухе, поддерживаемый ветрами. Еще гипербореи любили музыку и проводили большую часть дня, играя на флейте и лире. Они не ведали ни войны, ни несправедливости, ни старости, ни болезней, другими словами – были бессмертны. А когда пресыщались жизнью, бросались со скалы в море, с венком на волосах.

Туле, гипербореи и другие мифы, связанные с севером, ассоциируются у рассказчиков не с пустотой, но с красотой, чистотой и покоем – и мечтой обо всем этом. Неизведанный север – это заповедный край, хранящий чистоту, которую нельзя трогать, возвышенную, девственную и непорочную.

Туле, таким образом, предстает уже не мечтой о дальних пределах, но местом, к которому стремишься душой.

В середине мая я вновь ступаю на борт парома, который доставит меня из Будё на Скрову. Зимние шторма и морские течения подняли со дна на поверхность холодную, насыщенную минералами воду. Солнце вдохнуло в море новую жизнь – водоросли и планктон зацвели буйным цветом.

В районе Скровы вода молочно-оливкового цвета. Многие моря названы за характерный цвет: Красное море, вероятно, своим именем обязано красноватым водорослям. Белое море большую часть года покрыто льдом. Сухие ветра несут из пустыни Гоби песчинки на море, которое мы зовем Желтым. Никто точно не знает, почему Черное море стало Черным, зато известно, что так его прозвали еще древние римляне. Может, оно кажется темнее других морей из-за того, что в нем больше пресной воды? В наше время наблюдается потемнение Балтийского и Северного морей и в особенности многочисленных норвежских фьордов. Вода буквально почернела. Море перекормлено органикой, поглощающей свет. Если вода окончательно почернеет, погибнут целые экосистемы (зато наступит благодать для медуз)[80].

Какого же цвета море на самом деле? Скептики, и ряд художников в их числе, все время вставляют палки в колеса, пытаясь поколебать общераспространенное мнение о том, что море – синее. Нехотя они соглашаются, что да, конечно, оно может показаться синим, но только отдельными местами и только при определенных условиях. В основном когда светит солнце. Рано утром море чаще всего отливает ровным серым перламутром, а в штиль на закате окрашивается в багровые тона заходящего солнца. В остальном же цвет моря меняется в зависимости от глубины, донного рельефа, содержания соли, водной растительности, загрязнения, ила, попадающего в морскую воду из крупных рек, освещенности; различные сочетания этих факторов придают морю самые разные оттенки. Старые полярные мореходы знали, что южные течения несли на север синюю воду, – по крайней мере такой она выглядела на фоне вечнозеленой арктической воды.

А вот воды Вест-фьорда позеленели из-за первого цветения жгутиковых водорослей – кокколитофоридов (в капле воды умещается до нескольких тысяч этих одноклеточных организмов). Под микроскопом кокколитофориды выглядят круглыми камешками с ажурными узорами и структурой. Обычно в таких количествах эти водоросли размножаются позднее, однако в наши времена море меняется.

Подобно тому, как большинство земных животных питаются травой и растительностью, в рацион подавляющего большинства морских обитателей входит планктон. Он выполняет ту же функцию, что наземные растения: путем фотосинтеза поглощает огромное количество углекислого газа и выделяет кислород. Ученые подсчитали, что один вид сине-зеленых водорослей, отличающийся особой плодовитостью и многочисленностью, производит до двадцати процентов всего земного кислорода. До девяностых годов XX века наука даже не знала о существовании этого вида. Планктон вносит огромную лепту в то, чтобы наша планета осталась обитаемой. Мы в неоплатном долгу перед теми, кого не то что не видим, но о ком большинство из нас едва ли слыхало.

Планктон принимает самые причудливые формы. Глядя на снимки, полученные при помощи электронного микроскопа, не веришь тому, что видишь. Снежинки, луноходы, органные трубки, эйфелевы башни, статуи свободы, фейерверки, стекляшки в калейдоскопе, зубные щетки, магазинные тележки, раскрытые вафельницы, бокалы со льдинками, тающими в вине, фужеры шампанского, инкрустированные под леопардовую шкуру, греческие вазы, этрусские скульптуры, стоянки для велосипедов, сачки на длинных черенках, шестеренки, пружинки, цветы, яблочки, заключенные в комки слизи, гарнитура для мобильного телефона, диско-шары, прозрачные истаивающие церковные колокола, персидские ковры-самолеты, львиные клыки, рыбацкие сети, шапокляки, пылесосы, эмбрионы, станки для бритья, материнские утробы, шипастые члены, семядоли, мозговые извилины и перьевые ручки. Планктон может принять форму не только большинства известных нам предметов, но и множество неизвестных, диковинных форм, по которым человек мог бы сконструировать совершенно новые предметы. В одном ведре прозрачной, чистейшей соленой воды живет несколько миллионов микроорганизмов. Среди них огромное количество покрытых известковыми пластинами жгутиковых водорослей, которых мы называем кокколитами.

Миллиард лет тому назад одноклеточные эукариоты (хоанофлагеллаты), образовав колонии, открыли возможность к зарождению первых многоклеточных организмов[81]. В этом смысле можно считать их нашими предками. Все живущее ныне так или иначе пошло от них. У каждого современного организма в прошлом остались предки, за миллиарды лет сумевшие выстроить непрерывную эволюционную цепочку, которая тянется еще от тех времен, когда в море зародилась жизнь. Это кажется невероятным, но это так. Мы просто не привыкли воспринимать действительность под таким углом, да и к чему оно нам?