Никогда с тобой - Адалин Черно

— Будь умницей, малыш, — выдает мама и говорит, что ей пора.

Мама отключается, а я хмурюсь, глядя на экран телефона. Почему-то внутри все сжимается от беспокойства. Понять, что именно показалось мне странным, мне мешает стук в дверь, от которого я подскакиваю на месте. Первая мысль — не открывать, но я тут же ее отгоняю. Если пришел Богдан Петрович, мое поведение покажется ему странным, а если Тан… когда его останавливала запертая дверь? Ручку поворачиваю, молясь увидеть там не Стаса и мои молитвы оказываются услышанными, только вот по ту сторону двери и не Богдан Петрович.

Там… Ким. Он лично приехал убедиться, что я в порядке, только вот… как спокойно смотреть ему в глаза.

Глава 39

Тан

Соня так быстро от меня убегает, что я успеваю только дверцу авто захлопнуть, а она уже скрывается в доме. Иду следом. Поверить не могу, что ускоряю шаг. Не бегу, конечно, но настигнуть пытаюсь. Замедляюсь только внутри. Слышу требовательный голос отца и иду медленнее. Хрен его знает, почему я вообще торможу, а не прохожу молча в свою комнату. Зачем-то слушаю их разговор, стоя немного позади.

— Твоя мать уехала, — сообщает. — На неделю, может быть, на две.

Вера Романовой в мать поражает. Она явно таким поворотом событий шокирована, и я почему-то подвисаю. Торможу, явно не понимая зачем. Разговаривать мы точно не будем. Пока ехали, сталкер мне продемонстрировала свое желание со мной контактировать. Оно к нулю скатилось, если не ниже. К минусовым, мать его, показателям. Но я все равно стою в дверях и наблюдаю, слушаю отца. Уверенность в том, что мамаша у Романовой кукушка во мне хоть и присутствует, но я почему-то сомневаюсь, что она по своей воле оставила бы дочь и укатила на моря.

Что-то в словах отца меня напрягает, но что именно так сразу не могу понять. То ли его слова, то ли то, как он говорит, то ли взгляд, которым он смотрит на Романову. Слишком… внимательный. Когда она сбегает наверх, он смотрит ей вслед.

— Я думал, мне показалось, — выплевываю с отвращением, теперь уже точно понимая, что нихрена мне на самом деле не показалось.

Он, блядь, действительно смотрит на нее. И не как на приемную дочь. Иначе, совсем иначе. И мне, мать его, не нравится этот взгляд. Злюсь. Пока сам не понимаю, на что больше. На отца, который решил поиметь и мать и дочь одновременно, или на свою реакцию на эту информацию. Мне что, правда не насрать? Насрать же, да? Должно быть. Какая разница, что с ней будет. За нее мать должна отвечать, а мне… мне похуй. Да, именно.

— Что показалось? — спрашивает с усмешкой, которую хочется с его лица сбить.

Меня от его тона едва трясти не начинает. Я даже руки в кулаки стискиваю, чтобы выглядеть внешне абсолютно спокойным. Хрен его знает, как удается равнодушно выдать:

— Что ты дочь трахать планируешь.

— Она мне не дочь.

— Значит, не показалось, — выдаю, не скрывая отвращения.

Собираюсь равнодушно пройти мимо отца и отправиться в свою комнату, когда слышу рев двигателя на улице. Следом в дом влетает Ким. Отец не удивляется, зная, что Ким — мой лучший друг. Зато хуею я, потому что его появления не ждал. Романова сказала ему, что все в порядке, что мы просто… катаемся, а он — не поверил? Приехал проверить.

Ким здоровается с отцом, а затем переводит взгляд на меня.

Я в этот момент вспоминаю все то, что не так давно делал с Романовой. Как ее целовал, как ловил ее стоны ртом и как кончил себе на живот просто от трения наших тел. Взгляд отвожу первым. Пиздец, блядь. Приплыли.

Отец оставляет нас, поднимаясь к себе в кабинет. Я собираюсь уйти следом в комнату, но Ким меня останавливает:

— Что у вас произошло?

— Посрались, как обычно, — пожимаю плечами. — Не подрались, и ладно.

Устойчиво делаю вид, будто не понимаю, о чем конкретно он спрашивает.

— Я о Соне.

— Мы покатались, — пожимаю плечами, стараясь сделать голос максимально равнодушным.

У самого же на максималках начинает частить пульс. Я редко чувствую себя виноватым. Как там отец говорил? Такое дерьмо, как ты, не знает, что такое совесть? Правда ведь. Не знаю. Вина — это не мое. Даже если натворю всякого, все равно могу пропустить мимо себя и не заметить. С Кимом не срабатывает и с Романовой тоже. Даже думать не хочу, почему.

— У вас правда все серьезно? — сам не знаю, нахрена это спрашиваю.

Я — равнодушная машина. В девяноста девяти процентов случаев мне плевать на чувства окружающих, но сейчас почему-то чувствую. Чувствую и, блядь, эти чувства рвут изнутри.

— А что? Есть что-то, что я должен знать?

Вот же оно… признавайся. Скажи, что было. Пусть он знает, но я не сознаюсь. Молчу и мотаю головой, направляясь в свою комнату.

— Я зайду к Соне, — выдает Ким уже наверху и стучит в ее комнату.

Все во мне этому противиться, но я решительно шагаю в свою комнату и задираю голову. Пытаюсь прислушаться к их разговору, но ничего, ожидаемо, не слышу.

Чтобы отвлечься, втыкаю наушники и слушаю музыку. Врубаю на всю, да только кроме оглушающих басов в ушах ничего музыка внутри не вызывает. Не дарит такого желанного спокойствия, не отпускает. Я, нахрен, не понимаю, что происходит. Почему я с ней… на ней повернут.

В машине не смог остановиться. С любой другой — легко. С ней — не вышло.

Срываю наушники с ушей, забрасываю их в футляр и порываюсь свалить из дома, но на пороге меня тормозит Ким. Смотрит с… осуждением.

— Уезжаешь?

— Ага…

Я рвусь дальше, но он меня останавливает. Блядь, подумать только. Меня останавливает Ким. Силой.

— Дай пройти.

— Поговорим сначала.

— Не настроен.

Быть ублюдком — то, что у меня лучше всего получается, и я мастерски это исполняю. Голова нихрена не варит из-за переизбытка эмоций.

Пытаюсь отстранить Кима, но он перехватывает меня и отталкивает к середине комнаты.

— Я сказал, поговорим.

Настроен решительно, а мне, честно говоря, нахер не нужен этот разговор. На хер. О чем говорить? Что я сволочь? Известно. Что я