Никогда с тобой - Адалин Черно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До конца пары сижу, как на иголках. Как только преподаватель нас отпускает — срываюсь с места и выбегаю из аудитории в числе первых. Следую к туалету и, как только оказываюсь внутри, закрываюсь в кабинке. Сижу так до тех пор, пока не начинается следующая пара, которую я прогуливаю. Опасливо выбираюсь из кабинки, подхожу к умывальникам и освежаю лицо. Вытираюсь бумажными полотенцами и смотрю на себя в зеркало. Конечно, никаких засосов не видно, их бы и Стефания не заметила, не начни я дергаться.
На пару идти не смысла. Операционные системы ведет Лев Арнольдович, а к нему, если уж опоздала, лучше и вовсе не приходить, иначе взъестся еще больше, а у нас и без того натянутые отношения. Он меня недолюбливал, хоть и пытался это скрыть. Свою родственную связь с семьей Танских я старалась никак не афишировать среди преподавателей. Все же, я пришла учиться и если у меня что-то не выходит, стоит работать лучше.
Из туалета выхожу на цыпочках, словно меня могут заметить. Коридор ожидаемо пуст, и я шагаю уже спокойнее, но ровно до тех пор, пока дверь одной из аудиторий не открывается и оттуда не вываливается Танский. У меня в этот момент сердце падает в пятки, а щеки… на них можно жарить яичницу, так сильно они горят. Собираюсь быстро отвернуться, пока он меня не заметил, но прежде чем я успеваю, Тан меня замечает. Мы словно замираем. Единственный звук, который нарушает тишину — захлопнувшаяся дверь аудитории.
Я прихожу в себя первой. Отворачиваюсь и, вскинув подбородок, шагаю дальше. Направляюсь к выходу так быстро, как только могу. Мы с ним не виделись с того самого дня. Не пересекались. Я слышала, как он возвращался домой и как уезжал, как громко разговаривал с кем-то по телефону, но выйти боялась. Ждала, когда он уедет. Когда покинет дом и только тогда я находила в себе силы покинуть комнату.
— Романова! — летит мне в спину уже на выходе.
Я не оборачиваюсь. Узнаю его голос и стремительно шагаю дальше. Быстрее и еще быстрее, лишь бы не стал догонять, но он и не собирается. Позволяет мне уйти. Я отхожу на безопасное расстояние. Подальше от университета. Прячусь во дворе между высотками и вызываю такси. Пока жду машину — нервничаю и осматриваюсь по сторонам, словно Тан будет меня искать здесь. Выдыхаю лишь когда автомобиль приезжает. Всю дорогу до дома успокаиваю ускоренно бьющееся в груди сердце. И только это получается, как мы приезжаем. Я контролирую снятие с карты денег за поездку и покидаю салон авто. Во дворе мое сердце снова разгоняется до максимума, потому что там припаркован уже знакомый спортивный автомобиль.
Я озираюсь и быстро шагаю в дом. Не оставаться же на улице, в самом деле. Температура за последние дни сильно снизилась. При таких показателях можно и замерзнуть, если ждать, пока Тан соизволит уехать, да и прятаться во дворе негде. Разве что в гараже или за широкими деревьями, но это уже совсем по-детски.
В дом захожу с опаской. Осматриваюсь по сторонам и прислушиваюсь. Где-то отдаленно гремит посудой прислуга. Совсем скоро обед и пора подавать к столу, хотя обедаем мы все по-отдельности. Я у себя в комнате, Богдан Петрович даже не знаю, где, а Тан… с ним я не сталкиваюсь, поэтому тоже не знаю.
— Соня! — голос Богдана Петровича едва не заставляет меня закричать от неожиданности.
К счастью, я сдерживаюсь. Не хватало еще, чтобы он подумал, что я сошла с ума и боюсь едва ли не собственной тени.
— Здравствуйте.
— Уже вернулась? — задает абсолютно странный и нелогичный вопрос.
Если я здесь, то логично, что я вернулась.
— Да.
— Предлагаю пообедать вместе. Через полчаса накроют на стол — спускайся.
Отказывать мне неудобно, поэтому я быстро киваю и поднимаюсь к себе. На то, чтобы от лестницы добраться до двери и скрыться в комнате уходит секунда. И только потом я выдыхаю. Расслабляюсь, едва ли не скатываясь по двери вниз. Понимаю, что моя реакция довольно странная, учитывая, чем мы с Таном занимались в машине. Тогда я не испытывала никакого смущения и, к своему собственному стыду, даже хотела всего, что происходило, а сейчас — в глаза ему взглянуть не могу из-за мук совести.
За полчаса, которые мне отвели на сборы, успеваю только переодеться и вымыть руки. Чтобы выйти, приоткрываю дверь и прислушиваюсь. Убедившись, что тихо, быстро покидаю комнату и сбегаю по лестнице. Если не ошибаюсь, даже дверь в спальню оставляю открытой, чтобы Тан не услышал, как я выхожу. Мое поведение походит на паранойю, но я пока не могу быть смелой и уравновешенной.
Обедать наедине с Богданом Петровичем кажется мне странным. По правде, после того случая в гостиной, когда он схватил меня за руку, я слегка его побаиваюсь, но когда вхожу в столовую, меня отпускает. Он радушно улыбается при виде меня и кивает на стул. Не выглядит рассерженным или нахмуренным, даже спрашивает, как мои дела в университете и нет ли проблем.
— Если что — говори. Я, конечно, за то, чтобы сами учились, даже Тану поблажек нет, но всякое бывает, знаешь. Ты, главное, приди и обрисуй ситуацию, а я уже придумаю, что можно сделать.
Я киваю. Думаю, стоит ли ему говорить про Льва Арнольдовича и считаю, что пока нет. Ситуация не критичная. Он, конечно, придирается и принципиально требует знания своего предмета на отлично, но это ведь и хорошо. Я собиралась учиться и никто не говорил, что все предметы будут даваться легко.
Остаток обеда проходит в непринужденной беседе. Богдан Петрович расспрашивает о детстве, о жизни до того, как мы сюда переехали. Я спокойно отвечаю, отвлекаюсь от мыслей о Тане, который находится где-то в доме. Он не спустился к обеду или отец не стал его звать? Почему-то уверена, что первое. Это же Тан. Он сделает все в точности наоборот, лишь бы вывести отца из себя.
— Сонечка, — голос Богдана Петровича понижается до шепота. — Я надеюсь ты меня услышала и если будут проблемы — смело мне о них расскажешь?
Я и рта открыть не успеваю, как его влажная ладонь накрывает мою кисть. Не знаю, насколько такой жест может считаться нормальным, но я очень сильно
