Одна маленькая ложь - К.-А. Такер

– А ты никому не скажешь?

– Можешь спокойно доверить мне свои тайны. – Глядя на то, как он стискивает зубы, тут же ему верю.

– Хорошо. В июне моей сестре пришла в голову одна безумная идея…

Сначала я говорю с запинками, но потом углубляюсь в рассказ – а Эштон все чаще усмехается, слушая, как летом мы с Кейси ласточкой ныряли с моста и разносили бакалейную лавку в костюмах сосисок корпорации «Оскар Майер» – и мне становится все легче рассказывать, вдаваться в подробности и смеяться.

Эштон ни разу не прерывает меня. Не заставляет меня чувствовать себя глупой или чокнутой. Он ведет машину, слушает меня и улыбается или тихо смеется. Оказывается, он замечательный слушатель. Это прекрасное качество. Одно уже есть, осталось найти еще четыре.

Эштон качает головой и шепчет:

– Однако, похоже, этот доктор слегка тронутый.

– Это точно. Иногда мне приходит в голову, есть ли у него лицензия.

– Зачем тогда ты до сих пор с ним беседуешь?

– Может, цена подходящая? – пытаюсь шутить я. На самом деле я задавала себе этот вопрос тысячу раз. У меня есть только один ответ: – Потому что он считает, что это важно, а я обязана ему: ведь он спас сестру. Ты не понимаешь, что… – Я умолкаю: у меня ком стоит в горле. – Сестра была вместе с родителями в машине, когда произошла та ужасная авария. Четверо погибли на месте, и Кейси чудом выжила. – Прерываюсь и смотрю на свои переплетенные пальцы. Мне до сих пор трудно говорить об этом. – В каком-то смысле сестра в ту ночь тоже умерла. Она целый год провела в больнице, а потом ее выписали, типа вылечили… – Не могу сдержать горький смешок. Вылечили… Что она тогда могла? Напиваться до бесчувствия? Ублажать парней, меняя их едва ли не каждую ночь? Страшно вспомнить. – У меня, можно сказать, не было сестры. Несколько лет. А потом доктор Штейнер… – У меня перехватывает в горле, а глаза наполняют слезы. Пытаюсь не дать им воли, но они текут по щекам. Поднимаю руку вытереть их, но Эштон меня опережает: быстро и нежно смахивает слезы большим пальцем с моей щеки и снова кладет руку себе на колено. – Доктор Штейнер вернул мне сестру.

Наступает очень продолжительная, но не тягостная пауза. Смотрю на безоблачное голубое небо и мост, который ведет на Манхэттен.

– Вот мы и приехали, – рассеянно шепчу я.

– А ты всю дорогу проболтала, – бормочет Эштон и подмигивает мне. – Так вот с кем ты говорила, когда я за тобой подъехал.

– Да.

– А что такого странного было в вашем разговоре? О чем шла речь?

Тяжело вздыхаю.

– О тебе. – Замечаю, как его рука стискивает руль, и спешу его успокоить: – Я ничего не сказала… об этом. – Опускаю глаза на кожаный браслет у него на запястье. – Я же обещала, что никому не скажу.

Он сглатывает, и я смотрю на его адамово яблоко.

– Тогда почему вы говорили обо мне?

Смотрю в окно и вздыхаю.

– Мне неловко об этом говорить.

– Неловко? После всего, что ты мне сейчас рассказала? – Эштон поворачивается ко мне, явно заинтригованный, и улыбается.

– Представь себе. – Сказать ему или нет? Тяну время: чешу шею, тереблю волосы, тру лоб, пока Эштон не хватает меня за руку и не кладет ее на подлокотник между нами.

Прочищаю горло и не могу не заметить, что моя рука все еще в его руке. Перехватив мой взгляд, Эштон крепко сжимает мне руку.

– Отпущу, если скажешь.

– А если не скажу?

– Тогда будешь объяснять Коннору, почему мы держимся за ручки.

– Ну, это не самая большая из моих проблем, – бормочу я, а потом поднимаю на него глаза и говорю: – Я должна найти в тебе пять положительных качеств.

У него на лице появляется разочарованное выражение: и это все?

– А почему тебя это смущает?

Смотрю в потолок и тихо говорю:

– Потому что еще я должна говорить тебе все, что думаю.

Повисает долгая пауза. Эштон устраивается удобнее, опускается чуть ниже в кресле, ставит ногу под другим углом. А потом расплывается в озорной улыбке:

– А вот это уже интересно.

Я качаю головой.

– Не дождешься. Я не стану этого делать.

– Как это? – Эштон выпрямляется. – Ты должна.

– Нет… – Освобождаю руку и складываю руки на груди. – Не буду.

– Ну а как ты тогда узнаешь пять моих положительных качеств?

– Уверена, ты мне сам скажешь, – мрачно говорю я.

Он пожимает плечами, словно обдумывает мои слова:

– Ты права, я тебе помогу. Дай-ка подумать… – Он проводит языком по губам, и горячая волна внизу живота предупреждает меня, что я скоро пожалею о своем упрямстве. – Например, я умею заставить женщину кричать от страсти, когда я ввожу свой…

– Заткнись! – Я со всей силы ударяю его кулаком по плечу, и он морщится от боли.

– Ирландка, я серьезно. Давай продолжим. Будет весело! – Глаза у Эштона сияют, а лицо горит от неподдельного возбуждения. Никогда еще не видела его таким счастливым и готова согласиться на все что угодно, в том числе на безумные задания доктора Штейнера.

Пока Эштон не задает мне вопрос:

– А ты видишь меня во сне?

От неожиданности я прикусываю язык. И весьма ощутимо.

* * *

– Высади меня перед входом, и я сама доковыляю, – говорю я, когда понимаю, что он собирается парковаться.

Он хмурится.

– Нет, я заеду на парковку.

– А у тебя здесь встреча? – Эштон болен? Он приехал на консультацию к врачу?

– Нет. Мне надо убить два часа. – Пауза. – Мне пришло в голову познакомиться с детьми, ради которых ты ездишь в такую даль.

– Тебе туда нельзя. – У меня такое ощущение, что может произойти столкновение двух миров, и необходимо это предотвратить.

– Ирландка, ты что, меня стыдишься?

– Нет, но дело в том, что… – Поворачиваюсь и вижу в его глазах обиду. Нет, только не это. – Боюсь, тебя не пропустят.

Он заезжает на свободное место.

– Ирландка, не забивай этим свою хорошенькую головку. Меня пропустят.

* * *

– Я… я пришла не одна. Можно… – Смотрю на Гэйл и не знаю, что сказать.

Она переводит взгляд с меня на Эштона и качает головой. Испытываю облегчение. Сомневаюсь, что сумела бы справиться со своими эмоциями, когда рядом больные дети и Эштон.

Но тут он расплывается в своей неотразимой улыбке с ямочками на щеках.

– Здравствуйте, я – Эштон. На самом деле я здесь по поручению моего отца, Дэвида Хэнли из компании «Хэнли и Партнеры».