Одна маленькая ложь - К.-А. Такер

Эштон не медлит, накрывает мой рот своим и проталкивает язык внутрь. В груди у меня пустота и в то же время тяжесть, все тело горит и одновременно дрожит, как от стужи. Внезапно не хочу думать ни о чем и ни о ком, просто хочу быть с ним рядом.

Молча поражаюсь, как его язык может быть и нежным, и властным, ловко скользя и лаская мой. Во рту у него все тот же мятный рай, какой я всегда помню. Такой вкусный, что я не замечаю, как кресло подо мной удобно откидывается назад: я сижу, но могу вытянуться. Эштон оторвался от моих губ и ласкает языком мочку уха. А потом говорит особым, чуть охрипшим от желания голосом, от которого всю меня пронзает огнем:

– Сейчас я сделаю кое-что, можешь остановить меня. – Я резко вдыхаю: его рука ложится мне на колено и начинает скользить наверх. – Но я очень надеюсь, что ты меня не остановишь.

Думаю, я знаю, что он собирается сделать, и не могу поверить в реальность происходящего. Неужели я ему это позволю? Природный инстинкт подсказывает мне на миг сжать колени, но Эштон начинает целовать меня с еще большим напором. Колени обмякают, все мое тело жаждет его прикосновений, а его рука начинает медленно ласкать мне бедра, скользя по тонким колготкам.

Чувствую, как отвечаю на каждое его движение, и думаю, а Эштон замечает это? Моя рука ложится ему на шею с темными завитками волос, теребит их, потягивает. Его поцелуй становится все жарче, рука движется все быстрее, и, когда я не сдерживаю стона, Эштон приступает к новой атаке.

Приподнимается и свободной рукой хватает шов колготок, резко тянет, и я слышу звук лопнувшего капрона. В другой раз я бы, может, и возмутилась, но сейчас у меня нет ни единого шанса: его рука уже скользнула под кромку трусиков.

Хватаю ртом воздух, освобождаюсь от его рта и, дрожа всем телом, смотрю ему в глаза.

– Я еще ни разу…

Он закрывает мне рот поцелуем.

– Знаю, Ирландка. Ты забыла? Джелло выболтал мне все твои секреты.

Со стоном закрываю глаза и прижимаюсь лбом к его лбу, а щеки горят пожаром.

– Я что, призналась тебе, что никто еще никогда. – Даже не могу заставить себя это произнести.

Вместо ответа Эштон медленно вводит один палец.

– Ирландка, никто еще никогда что? – игриво шепчет он, проскальзывая в меня другим пальцем. Из меня вырывается стон, и Эштон заглушает его поцелуем.

В глубине сознания я отдаю себе отчет, что сижу на переднем сиденье автомобиля на парковке. Я должна была бы ужаснуться, однако быстро соображаю, что стекла тонированные и рядом никого нет. Скоро благодаря ловкой руке Эштона, которая точно знает, с какой скоростью двигаться и на какие точки нажимать, чтобы мое тело расслабилось, а ноги раздвинулись, я понимаю, что мне все равно, пусть даже автомобиль окружит толпа зомби.

Эштон не возражает, когда я тяну его за волосы и случайно прикусываю ему губы. По его учащенному дыханию и яростному языку я понимаю: ему это нравится. А когда я чувствую, что внизу живота у меня все напряглось, рука Эштона неведомым образом знает, что надо ускорить темп, и я умираю от сладкой муки, следуя заданному ритму.

– Ирландка, хочу это слышать, – говорит он горячим шепотом, а движения его руки заставляют тело умирать от наслаждения. Он прижимается горячим ртом к моему горлу, я кричу и впиваюсь пальцами в его бицепсы, меня накрывает пульсирующей волной и уносит на вершину блаженства.

– А ты горячая штучка, Ирландка, – шепчет он мне в ухо, прижавшись лбом к подголовнику. Вспыхиваю и сдвигаю ноги. Но он все не убирает руку, и я ее не отталкиваю. – Помогло тебе забыть?

Вместо ответа я нервно смеюсь. Забыть? Да у меня мозг полностью отключился. Я забыла про свои проблемы, про его проблемы и про приближающийся конец света. Если это и есть оргазм, то я не понимаю, зачем люди вообще выходят из дома. Или из машины.

– Думаю, теперь ты будешь меня вспоминать. Еще одно «впервые», – шепчет он.

Никогда этого не забуду.

Чмокнув меня в нос, он вынимает руку и натягивает мне юбку до пристойной длины. Опускает глаза и говорит, улыбаясь своим мыслям:

– Да и у меня тоже. – Перехватив мой недоуменный взгляд, он посмеивается. – Такого со мной еще никогда не было.

У меня округляются глаза от удивления, и я опускаю взгляд на его пах. И Эштон хохочет во все горло.

* * *

Прошло ровно три часа.

Три часа лежу в кровати, смотрю в потолок, вокруг меня нераскрытые учебники. Волна неземного наслаждения схлынула, и меня тошнит от сознания того, что я натворила. Я хотела, чтобы все это произошло. И ничуть не жалею о содеянном.

Потом мне звонит Коннор, извиняется за то, что не смог сам отвезти меня в Нью-Йорк, и обещает, что исправится, а я просто улыбаюсь в трубку и говорю, что все в порядке. Желаю ему хорошо написать работу. Думаю, какой он милый, славный парень, и как бы он понравился моим родителям. Думаю о том, как мне с ним порвать, после того, что я натворила.

Завершаю разговор.

И плачу.

– О чем ты думаешь?

– Да так, ни о чем особенном.

В голосе Кейси слышится отчаяние.

– Ливи, я тебя не понимаю… Порой ты грациозна, как одноногий фламинго в зыбучих песках.

Закатываю глаза. Ох уж эта Кейси!.. Ну и фантазия!

– Это всего лишь растяжение. Уже намного лучше. Без костылей обхожусь.

– Когда это случилось?

– Три недели назад. Или четыре. Не помню. – Последние дни время то летит, то еле тащится. Знаю точно одно: вот уже две недели я не видела Эштона. С того самого момента, как он проводил меня до общежития, поцеловал меня в щеку, пожелал спокойной ночи и ушел. А на следующее утро прислал сообщение:

«Это было одноразовой акцией. И ничего не меняет. Оставайся с Коннором».

И с тех пор от него ни слуху ни духу.

– Три, а то и четыре недели назад, а я узнаю об этом только сейчас? – спрашивает сестра с досадой и обидой, и меня распирает от чувства вины.

Она права. Поверить не могу, что не разговаривала с ней почти целый месяц. Не сказала ей про растяжение. Не сказала про Коннора. Ну и, конечно же, ни словом не обмолвилась про Эштона.

– Извини. Середина семестра. Совсем замоталась.

– Как учеба?

– Все в порядке. Вроде бы. – Еще ни разу в жизни у меня не было проблем с экзаменами, и я всегда была отлично к ним подготовлена. А последнее время постоянно нервничаю. Не уверена, что дело исключительно в занятиях. Зато уверена в том, что слишком много времени думаю о том, что никоим образом не связано с учебой: о своих чувствах к Эштону и о том, как поступил бы Коннор, узнай он, что произошло. Откажется от меня? Возможно. Подумываю, не рассказать ли ему все именно с этой целью, потому что у меня самой не хватает силы воли с ним порвать. Но ведь так его отношения с Эштоном могут испортиться, а я этого не хочу. Ведь они живут в одном доме, а я влезаю между ними.