Эллины (Под небом Эллады. Поход Александра) - Герман Германович Генкель

и бывших архонтов, и при народном совете, где право голоса принадлежит лишь богачам, что такое народное собрание, говорю я, не только безвольно и ничего не стоит, но даже, наоборот, является весьма внушительной и опасной силой в руках богатых и знатных. И это мы видим, мы чувствуем на каждом шагу. Везде произвол и насилие, гораздо худшие, чем было до Солона и его пресловутых законов. Богачи попирают правду и смеются над законами. Вспомни архонта Дамасия, правившего, вопреки закону, целых два с лишним года. Прав сейчас тот, кто больше даст продажным судьям. Личность каждого ежеминутно в опасности. Мы дрожим за себя, за детей и жён наших, потому что ежечасно произвол богатой знати и её распущенных клевретов может лишить нас имущества, свободы, жизни. Никто не безопасен даже в жилище своём. Времена теперь настали такие, что по сравнению с ними век Дракона может быть назван золотым. О боги, до чего дожила наша родина!

Кимон низко опустил голову на грудь и, казалось, тихо заплакал. Писистрат ласково взял его за руку и посадил рядом с собой на большой камень. Искреннее, глубокое горе этого простого воина-гражданина задело его за живое. Между тем Кимон немного успокоился и сказал:

— О чём я говорю, ничто в сравнении с тем, что ждёт Аттику в ближайшем будущем. Паралии открыто заявляют себя сторонниками могущественного и богатого Алкмеонида Мегакла; Ликург, сын Аристолаида, как царь властвует над педиэями, готовыми идти за ним куда угодно, хотя он и не скрывает своего расположения к чисто олигархическому строю правления; только мы, несчастные горцы-диакрии, мечемся из стороны в сторону без руководителя и вождя, как брошенное среди скал стадо без пастуха.

— Ты ошибаешься, достойный друг мой, вождь у вас будет; только я не знаю, придётся ли он вам по вкусу.

— Этим вождём можешь и должен быть только ты, божественный Писистрат! — воскликнул Кимон и снова бросился ниц перед сыном Гиппократа. — Знай же, диакрии давно лелеют мечту, что ты заступишься за них и поможешь им вернуть утраченную свободу. У нас нет другого вождя, кроме тебя: ты наш по происхождению, по своему расположению к нам, наконец, по своему богатству и влиятельности. Видел ли ты тех воинов, что сидели со мной у костра? Каждый из них стоит десяти педиэев и любой из них готов хоть сейчас отдать свою жизнь за тебя, сын Гиппократа. Верни, верни, заклинаю тебя от лица всех сотоварищей, верни нам свободу и вместе с ней установи порядок и правду в родной земле. Если тебе дорого отечество, если ты истинный афинянин, ты без содрогания сердца не можешь дольше спокойно взирать на то, что у нас делается...

— И я даю тебе слово честного воина и верного афинянина, что больше не буду бездействовать, ибо бездействие сейчас — преступление. Твоими устами гласит божество. Клянусь, что тебе не нужно было так много говорить, чтобы подвинуть меня на то дело, о котором я сам давно мечтаю. Но подумай сам, дело это грудное и опасное, и мне нужны преданные, истинные друзья. Уверен ли ты в своих товарищах?

— Как в самом себе. Впрочем, если сомневаешься, то убедись сейчас же, поговори с ними, и ты увидишь, что ты можешь рассчитывать на них, на их полную преданность и беспрекословность.

С этими словами Кимон издал протяжный крик, удивительно напоминавший зов совы. Не прошло и двух минут, как от костра отделилось человек десять воинов-диакриев и подошло к Писистрату. Кимон при их приближении произнёс одно только слово — «свобода!» В то же мгновение диакрии обнажили головы и, восторженно простирая руки к небу, опустились пред Писистратом на колени и внятно проговорили, как один человек:

— Так веди нас к ней, славный Писистрат из рода диакриев-филаидов! Мы же клянёмся без сомнения следовать за тобой со всеми нашими домочадцами, родными и друзьями. Клянёмся в том жизнью великого Зевса, щитом девственной Паллады, мрачным царством теней грозного Аида! Клянёмся трижды!

От охватившего его волнения Писистрат некоторое время не был в состоянии произнести ни слова. Затем он снял шлем и, устремив взор на выплывавшую из-за туч луну, торжественно сказал:

— Клянусь, друзья-диакрии, непорочной Артемидой и её лучезарным братом Фебом-Аполлоном, что отныне вся жизнь моя принадлежит одним лишь вам и вашему благу. С помощью богов мы вместе восстановим попираемую свободу Конец Мегаклу и Ликургу и их присным! Хотя бы жизнь пришлось отдать в этой борьбе, но наше дело восторжествует. Все жители Аттики отныне будут равны. А теперь подойдите каждый ко мне, дабы я обнял его, как союзника, товарища и друга.

В это мгновение луна скрылась за тучи. Снова стало совершенно темно. Но это продолжалось недолго. Звёзды быстро стали меркнуть и бледнеть. В дали: на востоке сверкнула первая светлая полоска занимавшейся зари. Над рекой густой стеной стоял туман, колыхавшийся от свежего предутреннего ветерка. Всё яснее и яснее стали обрисовываться кусты на берегу, отдалённые деревья оливковой рощи и гребни гор, где теперь постепенно потухали сторожевые костры. В стане афинян жалобно промычал вол; звонким лаем ответила ему с другого конца лагеря цепная собака.

Писистрат поочерёдно перецеловал диакриев и, указывая на всё более разгоравшуюся на востоке зарю, сказал:

— Посмотрите, друзья, нас приветствует восходящее солнце. Пусть оно вскоре озарит великий, свободный народ! Знайте, доколе Афины или, по крайней мере, холм Паллады не будет в наших руках, рассчитывать на успех нечего. Нашей первой заботой должно быть взятие Акрополя и изгнание Мегакла и Ликурга. Тогда смирятся и их приверженцы!

Первые робкие лучи солнца прорвали в это мгновение ночной туман и озарили живительным блеском все окрестности. Воины набожно сняли шлемы.

— Взгляни, сам Зевс-громовержец благословляет тебя, Писистрат, сын Гиппократа!

И действительно, на ближайшей скале глазам всех представилось необычайное зрелище: широко расправив могучие крылья и твёрдо опираясь одной лапой на зубчатый выступ утёса, на них зорко глядел огромный орёл. Огненный взор его, казалось, пронизывал насквозь Писистрата. Затем царственная птица властно взмахнула сильными крыльями и плавно поднялась навстречу восходящему солнцу,