Король воронов - Мэгги Стивотер

– Я просто говорю ей, что делать, и раз! Она летит, спасибо, спасибо, пчелка.

Генри поднял руку, и пчела понеслась к ней, как летучий цветок. Свет погас. Он сунул насекомое обратно в карман. Разумеется, это было невозможно, и Генри ждал, что Ганси скажет, что это невозможно. Вот почему он хранил секрет. Потому что этого не могло быть.

Ганси чувствовал, как вокруг него стягивалась сеть.

– Твои родители создают пчел-роботов, – осторожно начал он.

– Мой отец. Его фирма. Да.

Здесь пролегала какая-то черта, хотя Ганси не понимал, какая.

– И она делает вот таких пчел. – Ганси даже не старался говорить таким тоном, будто он этому верил.

– Ганси, кажется, нам придется решить, доверяем мы друг другу или нет, – сказал Генри. – Кажется, в нашей новорожденной дружбе настал именно этот этап.

Ганси задумался над его словами.

– Но доверять и доверяться – не одно и то же.

Генри одобрительно засмеялся.

– Да. Но я уже поверил и доверился тебе. Я сохранил в секрете то, что лежало у вас в багажнике «Шевроле». И почему Адама Пэрриша не убило сорвавшимся шифером. А еще я показал тебе Робо-Пи.

Всё это было правдой. Но Ганси знал много людей с секретами и не мог настолько впасть в заблуждение, чтобы пользоваться ими как разменной монетой. Вдобавок нынешние занятия Ганси во многом ставили под угрозу чужие жизни, а не только его собственную. Это был слишком большой знак доверия в обмен на римскую вечеринку и яму в земле. Он сказал:

– Есть один психологический принцип, которым пользуются люди, продающие машины. Они за свой счет покупают тебе колу в автомате, и ты чувствуешь себя обязанным купить у них автомобиль.

Генри весело отозвался:

– Хочешь сказать, что твои секреты по сравнению с моими – это как машина по сравнению с газированной водичкой?

В голосе Ганси тоже прозвучала шутливая нотка:

– Эту пчелу создала не фирма твоего отца, так?

– Да.

Можно было наконец поставить точку.

– Что ты хочешь от меня услышать? Слово «магия»?

– Ты видел магические предметы вроде моей Робо-Пи и раньше, – сказал Генри. – Это немного другое, не как в том случае, когда Пэрриш отразил тонну шифера. Где ты видел такую магию?

Ганси не смог.

– Это не мой секрет.

Генри сказал:

– Я избавлю тебя от мучений. Я знаю. Диклан Линч продал моей матери две такие штуки.

Это было так неожиданно, что Ганси обрадовался абсолютной темноте, он не сомневался, что на лице у него отразился шок. Он попытался сложить два и два. Диклан… то есть мать Генри получила пчелу работы Ниалла. Если она была клиенткой Диклана, значит, он продавал что-то ребятам из Агленби? Нет. Он не настолько глуп.

– Откуда твоя мать узнала, у кого их купить? Это ты ей рассказал?

– Наоборот. Она знает не потому, что я здесь. Я здесь, потому что она знает. Разве ты не понимаешь? Я – просто предлог. Она навещает меня. Покупает что-нибудь у Диклана Линча. Уезжает. Очень умно. Я два года хотел кому-нибудь об этом рассказать. Секреты, они причиняют боль…

– Твоя мать отправила тебя в Агленби только для того, чтобы иметь прикрытие для сделок с Дикланом? – уточнил Ганси.

– Магические артефакты, старик. Большой бизнес. Грязный. Ничего не стоит получить пулю в колено. Или погибнуть, как старина Кавински.

От этих откровений Ганси начал задыхаться.

– Она имела с ним дело?

– Нет! Кавински торговал только наркотиками, но она говорила, что они тоже волшебные. И потом… ты же был на вечеринке в честь Четвертого июля. Объясни этого дракона.

– Не могу, – сказал Ганси. – Мы оба знаем.

– Да, знаем, – удовлетворенно подтвердил Генри. – Однажды он чуть не убил Ченя-второго просто ради развлечения. Он был жуткий тип.

Ганси прислонился к пыльной стене.

– Ты падаешь? Всё в порядке? Я думал, мы просто разговариваем.

Они действительно разговаривали, хотя и не так, как ожидал Ганси. В погоне за Глендауэром он общался со многими странными людьми. Как правило, его странствия определялись не городами и странами, где он побывал, а людьми и феноменами. Разница заключалась в том, что Ганси сам приезжал их искать. Они никогда не приезжали за ним. Он никогда не встречал людей, похожих на себя; и пусть даже Генри был далеко не близнецом Ганси, он тем не менее стоял ближе всех…

Ганси не сознавал, как ему одиноко, пока эта мысль не возникла.

– В Агленби есть еще маги, о которых мне надо знать?

– Помимо тех, что тусят с тобой? Понятия не имею. Я уже год пытаюсь понять, чего ты стоишь.

– Спроси у моего консультанта в банке.

– Дурак. Я выражаюсь образно. Чего. Ты. Стоишь. Я хочу понять, не такой ли ты скользкий тип, как Кавински. У кого тут английский – не родной язык? Намек: не у тебя.

Ганси рассмеялся, а потом рассмеялся снова. Он подумал, что за последние несколько дней пережил все эмоции, доступные человеку.

– Я не скользкий тип, – ответил он. – Я просто человек, который ищет короля. Ты сказал, твоя мать купила две такие штуки. А где вторая?

Генри снова вытащил блестящее насекомое из кармана. Янтарное сердце Робо-Пи снова зажглось теплым светом.

– В лаборатории, конечно – мой дорогой отец пытается снять с него копию неволшебными средствами. А эту штуку мама велела сохранить, чтобы она напоминала мне, кто я такой.

– И кто?

Пчела освещала одновременно себя и Генри – прозрачные крылышки, сердито поднятые брови.

– Нечто большее.

Ганси внимательно взглянул на него. Где-то по пути, во время охоты за Глендауэром, он перестал обращать внимание на то, сколько в мире магии. Магии, не погребенной в могиле. Теперь он это чувствовал.

– Вот что я должен сказать тебе, прежде чем мы станем друзьями, – сказал Генри. – Моя мать торгует магией. Она велела мне следить за тобой, чтобы узнать твои секреты. Я не собираюсь тебя использовать. Но должен был делать именно это. Я вступил в игру не потому, что искал друга.

– Что ты хочешь от меня услышать?

– Пока ничего, – сказал Генри. – Я хочу, чтобы ты об этом подумал. Надеюсь, ты решишь, что я достоин доверия. Потому что я по горло сыт секретами, а друзей мне отчаянно недостает.

Он держал пчелу возле лица, и Ганси смотрел на него сквозь чудесное сияющее тельце Робо-Пи. Глаза Генри были полны энергии и ярости.

Он подбросил пчелу в воздух.

– Ну, пошли отсюда.

В мире не существует единицы для измерения ненависти. Есть тонны, метры, годы. Вольты, ватты, узлы. Ронан мог объяснить, как быстро едет машина. Мог определить, насколько теплый сегодня день. Мог в точности назвать свой сердечный ритм. Но не было никакого способа описать, в какой именно мере он ненавидел Академию Агленби.