Катары - Роже Каратини

Его слова всколыхнули волнение и ропот в рядах участников собора. Затем в большом зале папского дворца понемногу вновь установилась тишина, и папа звучным голосом обратился к графу де Фуа: «Сурово ты обошелся с нами, граф, но ты хорошо держался; если ты не виноват, мы вернем тебе твои земли и твой замок, а если грешен, Церковь примет тебя с состраданием, как принимает всех грешников».

Затем, когда Иннокентий III после нескольких умиротворяющих речей уже собирался закрыть заседание, один из рыцарей, некогда сражавшийся бок о бок со своим сеньором в Каркассоне, рыцарь де Рокфей, обратился к папе: «Высокочтимый святой отец, прояви милосердие к сыну достойного виконта Каркассонского[106], к несчастью, умершего в темнице, куда бросили его крестоносцы: его отца убили, и было бы справедливо, если бы ты вернул ему каркассонские земли; если ты не согласишься это сделать, твоя душа будет отвечать за его грехи».

Вокруг стали перешептываться. «Хорошо сказано!» — одобряли одни. «Какая дерзость!» — возмущались другие. «Да свершится правосудие», — ответил им папа. И с этими словами, которые, как он полагал, несли в себе примирение, закрыл заседание, после чего удалился в свои покои, дабы отдохнуть там и подумать.

Спор же длился еще долгое время и не склонил чашу весов окончательно на сторону крестоносцев, чем и объясняется то обстоятельство, что Пьер де Во-де-Серне лишь вскользь упоминает об этом последнем эпизоде собора. К великому счастью для историков, анонимный автор второй части «Песни о крестовом походе», в отличие от него, подробно описывает произошедшее (лессы со 147 по 150). Теперь мы перечислим основные моменты финала этого собора, для большей ясности их пронумеровав:

1. Прелаты идут следом за папой в сад, жестоко злословят на счет графов Лангедокских и советуют обернуть дело в пользу Монфора. «Если ты вернешь этим южным графам их владения, мы пропали; доверь их Симону де Монфору, и мы спасены», — говорили они. Иннокентий III на это ответил без объяснений: «Молчите, мне надо подумать».

2. Папа открыл Священное Писание, перелистал страницы, выбрал наугад фразу, которая подсказала ему решение, и объявил участникам собора, что его выбор сделан:

Кардиналы и прочие прелаты с готовностью поддержали это решение, которое никого не ущемляло, разве что еретиков.

3. Тогда епископ Фульк Тулузский «склонившись, медоточивым голосом» (ПКП, 148), высказал замечание: «Папа, добрый мой господин, твой приговор несправедлив, ибо, разделяя земли Лангедока на земли еретиков и земли по видимости христианские, ты обираешь графа Симона де Монфора, лишаешь победителя завоеванного им: например, ты отнимаешь у него Монтобан и Тулузу, что неразумно, тем более что твое решение ставит в более выгодное положение графа Тулузского под тем предлогом, что ты считаешь его добрым и верным католиком, и так же ты решаешь поступить с графом де Фуа и графом де Комменжем, которых тоже считаешь добрыми христианами! Так вот, добрый мой сеньор папа, оставь мелочные счеты, доверь все эти земли безраздельно Симону, честно их заслужившему. Ибо среди всех этих людей с Юга, которых ты считаешь христианами, нет ни одного, который снизошел бы до того, чтобы сражаться с ересью, и для этого тебе пришлось звать рыцаря из северной Франции, благородного графа де Монфора».

Заканчивает Фульк такими словами:

«Предпочесть этих разбойников Монфору означало бы утратить сердце и разум, лепетать душой!»

4. Епископ Оша поддержал предложение епископа Тулузского. «Отнять тулузские владения у Монфора, — сказал он папе, — стало бы большой глупостью, которая подорвала бы уважение к тебе, как подорвала бы уважение к нам, твоим духовным детям, твердящим повсюду, что Раймонд — распутный язычник, развратник, недостойный того, чтобы править».

5. От группы кардиналов отделился архидиакон Лионский, который встал на сторону папы и сурово обратился к остальным: «Эти слова, братья мои, оскорбляют Бога. Не забывайте о том, что граф Раймонд взял крест и что он во всем поступал как послушный сын Церкви: стыдно клеветать на такого человека, как он, человека, которого надо уважать и поддерживать!»

6. Встретив такой отпор, папа римский понял, что, если он не найдет серьезных прегрешений, в которых мог бы упрекнуть графа Раймонда VI, он не сможет, не вызвав негодования, отнять у него его владения, и попытался успокоить собравшихся. «Друзья, — сказал он, — если на наших землях были неправедно посеяны страдание и ненависть, это произошло против моей воли. Теперь я прошу вас усмирить ваши ярость и ненависть и выслушать меня: никогда я не говорил, Господь Всемогущий, что мессир Раймонд заслуживает того, чтобы его разорили. Мы должны принять его как раскаивающегося грешника; поступил ли граф Раймонд дурно пред лицом Божьим или же его несправедливо оклеветали невежественные глупцы, он явился ко мне сокрушенный и глубоко осознавший свои грехи, подобно сыну, повинующемуся отцовскому приказу и заслуживающему прощения». — С этими словами папа, ища поддержки, повернулся к Арнауту Амори, бывшему настоятелю Сито, первому вдохновителю крестового похода, сделавшемуся в 1212 году архиепископом Нарбоннским, и попросил его высказаться.

«Мой кроткий и добрый сеньор папа, — произнес архиепископ Амори, — ты прав; суди, как подсказывает тебе сердце, и правь без страха: никто не сможет заставить тебя уклониться от твоего пути».

И тогда уста папы Иннокентия III проронили ясный и четкий, подобно лезвию ножа, приговор: «Дело решено, сеньоры: граф Тулузский — добрый христианин».

Затем Иннокентий III прибавил, возможно, для того, чтобы облегчить душу, но и для того, чтобы оправдать свое решение:

7. После этого завязался долгий разговор между папой Иннокентием III и участниками собора. Первый доказывал, что, отдав Монфору земли графа Раймонда VI, опоры еретиков, — хотя это можно было бы воспринимать как справедливое наказание, — тем самым лишили бы этих владений его ни в чем не повинного сына, будущего Раймонда VII, которому тогда едва исполнилось восемнадцать лет. Это было бы несправедливо и противоречило бы миссии Церкви, состоящей прежде всего в том, чтобы защищать невинных и бедных, а вовсе не еще более обогащать богатых. Тем не менее наиболее влиятельные особы встали на сторону Монфора, и мэтр Тедиз, один из самых ученых клириков в этом собрании, изложил их аргументы: «Монфор — добрый христианин, он защищает Крест и выкашивает сорную траву ереси, тулузская земля должна принадлежать ему».