Я в свою ходил атаку… - Александр Трифонович Твардовский

хорошо стоят стихи «Взвод! За родину! Вперед!». Это во всех трех случаях. Есть чудесные строфы, например, про петушка. Но что-то еще надо делать.

Мне очень понравилось твое письмо, где ты рассказываешь о своем состоянии, вызванном окончанием (хотя и не окончательным) твоей работы… Как бы я хотела в ту минуту быть около тебя… Саша, мне кажется, дальнейшее сложится так: тревога была, а про отбой забыли. Некое лицо в свое время высказалось и забыло не забыло, а оргмеры не принимало, а меры приняли другие. И поскольку отбоя нет, меры эти держатся. Но жизнь, т. е. автор, берет свое. Он пишет, и не печатать вроде нельзя. Так постепенно клин клин и вышибет. Пиши, Саша, если все же что-нибудь наметится в ту или другую сторону…

23. V А.Т. – М.И. Москва – Чистополь

…Мы еще не уехали, задерживаемся, а я начал писать новую штуку (Теркин должен отдохнуть), два отрывочка которой я тебе в свое время посылал. Это будет, не знаю еще, какая штука, но пишется от сердца, и я, наверно, не ошибусь в своих ожиданиях. Чуть было не телеграфировал тебе, чтоб ты слушала радио, – был такой звонок Фадеева, но оказалось, что речь идет о другом. Дай, что хочешь, только не его, не Васю… Редактора моего контузило миной, он стал добрей и понятливей. Большое время у меня занимает сейчас военная учеба. Нужно к осени сдать экзамен за погоны, которые ношу. А учиться я очень разучился. Зубрю устав, от сна восстав, как говорят. Не знаю, одолею ли премудрость…

27. V Р.Т.

* * *

Зачем рассказывать о том

С подробностью нещадной,

Какой был сад, какой был дом,

Какой был край отрадный.

Зачем рассказывать о том

С печалью неминучей,

Каким сирень росла кустом

И как цвела могуче?..

28. V Р.Т.

Кажется, пошло…

Был день из самых добрых дней,

Когда бывали оба

Без слов дружней, без слез нежней,

Как надо б жить до гроба[22].

–

Из набросков разных дней.

Из записной забытой книжки[23]

Две строчки о бойце парнишке,

Что был в сороковом году

Убит в Финляндии на льду.

Лежало как-то неумело

По-детски маленькое тело.

Шинель ко льду мороз прижал,

Далеко шапка отлетела.

И мальчик так лежал,

Как будто все еще бежал,

А лед за полу придержал.

Среди большой войны жестокой

С чего – ума не приложу

Мне жалко той судьбы далекой,

Как будто мертвый, одинокий,

Как будто это я лежу.

–

Перед войной, как будто в знак беды,

Чтоб легче не была явившись в новости,

Одной зимой неслыханной суровости

Мороз пожег и умертвил сады…[24]

–

Но как не сразу, сторона родимая,

Ты полностью и ясно поняла,

Что убыль у тебя непоправимая,

Что ты сама – не та, какой была[25].

1. VI А.Т. – М.И. Москва – Чистополь (с оказией)

…Немного о моих делах. Ничего хорошего. Все глухо и непробудно в отношении радио, Военгиза, массовых тиражей и т. п. Видя, что давать отлеживаться «Теркину» нет возможности, так как без денег это невозможно, я отдал 200 руб. за переписку всей книги, законченной кой в чем не полностью, и сдаю завтра – послезавтра в Гослит. Спасибо еще, что Чагин на словах выказывает готовность издать ее и даже справляется о сроке сдачи, как он это сделал сегодня… Пока что, без чувства уверенности в скором окончании или хотя бы углублении в вещь, начал другую штуку (помнишь, посылал тебе два отрывочка?), она будет совсем иная, чем «Теркин», по стиху, по плану и т. д. Правда, и она не будет той противоположностью «Теркину», которая сейчас требуется для успеха. Сейчас нужен герой-офицер, желательно дворянского, по крайней мере интеллигентного, происхождения, в виде отклонения от нормы (что будет одновременно и допустимой смелостью) – религиозный, свято уважающий традиции военной семьи и т. п. Солдат сейчас не в моде. Он должен занять подобающее ему место. Это все трудно объяснить, но это все так примерно и еще хуже, и об этом не хочется. Единственная моя радость и награда – это то, что работа моя доходит до народа, о чем по-прежнему поступают свидетельства. Новая моя штука будет более просторной в смысле стиха и лиризма. Менее повествовательной, хотя сюжет поэтически в ней будет очень отчетлив. От «Теркина» она отличается по замыслу примерно так, как «Мороз, Красный нос» от «Кому на Руси…». Кстати, главный человеческий образ в ней – женщина, потерявшая в войне мужа, затем дом и родной край, затем ребенка и, м.б., жизнь. Это все уже тронуто холодными, корыстными руками наших теа-кино-изо-халтурщиков, но я чувствую, уверен, что про все это больше знаю и честнее расскажу.

Заключительную главу «Теркина» вкладываю тебе в это письмо…К моим обычным хлопотам прибавилась военная учеба. Это очень много и очень тоскливо, но неизбежно. 30 ноября я должен за свои погоны сдать весь курс высшей школы командиров «Выстрел», правда, по сокращенной программе, но от этого не легче. Занятия часто выпадают на утро, на выходные, как правило. И нужно много зубрить, помнить, а в голову все это идет очень туго. Не знаю, каким чудом я еще отвечаю на занятиях сносно…

3. VI А.Т. – М.И. Москва – Чистополь

…Если не поздно в смысле пропуска, приезжай с этим пароходом. Приезжай, если тебя только посадят на пароход, а здесь уж я тебя легализую.

Я послезавтра уеду (сперва на 10 дней)…

29. VI

Приезжает Маня с детьми.

История встречи беженки с безымянным бойцом, похожим возрастом и семейностью на ее мужа, расчленится, видимо, на ряд главок, которые будут перемежены лирическими отступлениями[26].

…Но – шла борьба,

Как жизнь идет живая.

И кто из пламени бежал

Бегом – не глядя,

Вдруг начинал тушить пожар

Лихой отваги ради.

–

И воин, потерявший часть,

Искал ее в тревоге.

–

– Убьют – опять же как когда