Артефакт. Ритуал на крови - Наталья Сергеевна Скоробогатова

— Вы про бессмертие? — Он мельком глянул на меня, и, видимо, выражение моего лица оказалось настолько красноречивым, что не смог не рассмеяться в голос. — Не удивляйтесь, молодой человек, кто бы тут ни был синдиком, а главная власть всё равно у меня, и я знаю, о чём шепчутся в городе на каждом углу. Я в курсе, что меня считают местным Цепешом. И пусть я не пью кровь младенцев или красавиц, но да, считайте, что я бессмертен.

— Это же теперь вы сможете захватить весь мир, и никто вам не указ! — восторженно проговорил я. — Расскажите. Мне интересно. Если получится, я о вас книгу напишу.

— Вы писатель? — удивился генерал.

— Да. Пока ещё совсем мало написал, но думаю когда-нибудь стать таким же известным, как Джованни Боккаччо. — Это единственный итальянский писатель, который, я точно знал, уже умер, и о котором не мог не знать такой человек, как Спада. И он меня не разочаровал.

— Боккаччо! — снова рассмеялся генерал. — А у вас губа не дура. Но для начала нужно добиться хотя бы уровня Пиранделло. Получить нобелевскую премию, как он. Читали, три года назад взял за возрождение сценического искусства. Жаль, рано умер. Всего то на пять лет меня старше.

— Ну, я пока пробуюсь в романистике. Писал очерки о жизни в нашем городе. Неплохо зашли среди моих знакомых. Даже пару положительных рецензий от общества книголюбов получил. Но мы не обо мне. Скажите, а зачем вам бессмертие, генерал?

— Вы знаете, Алессандро, есть люди, которые хотят бессмертия ради власти, славы, богатства. А я просто не хочу умирать.

— Почему? Ведь если жить вечно, вы будете видеть, как вокруг умирают другие, и те, кто вам безразличен, и те, кого вы любите.

— А вы хотите?

Я задумался. Хочу ли я умереть? А кто хочет? Вот реально, кто в нашем мире хочет умереть? При условии, понятно, что все рядом тоже будут живы. Даже те, кто совершают самоубийства, на самом деле хотели бы жить, просто так сложились обстоятельства, и на это не осталось больше сил, воли, желания. Мы же все, практически все, даже те, кто говорит иначе, живём так, словно бессмертны, словно нас не может в какой-то момент не стать. Думаем: «Вот сейчас так, но зато потом…» — не осознавая, что «потом» не обязательно наступит.

— Не хотите, — перебил мои мысли Спада, — и я не хочу. Иногда я думаю, что люди были созданы бессмертными, и смерть — это наше наказание на грехи. Как только человечество избавится от них, люди снова станут жить вечно. Станут практически богами, ведь сейчас только Бог бессмертен. Я видел очень много и очень много сделал, и не хочу умирать.

Он продолжал говорить, а я — размышлять. Генерал не хочет умирать. По его словам, он уже получил бессмертие, а это значит, провёл ритуал. Но если тот сработал, то почему я здесь? Или всё-таки не сработал, и все эти разговоры — всего лишь разговоры?

Я посмотрел перед собой и увидел, что из плотно застроенного города мы выехали на дорогу, по бокам которой то и дело попадались перемежаемые ухоженными территориями частных вилл лесные участки. Тёмно-зелёные, старые, заросшие мелким кустарником и засорённые ломким сухостоем.

— Скажите, генерал, а как вы узнали, что стали бессмертным?

— Как? — Спада приподнял бровь. — Знаете, а я как-то не задумывался об этом. Я знаю, что тот ритуал, который мы провели, дарит бессмертие. И там нет условий, при которых он не сработает, а все остальные были мною выполнены.

— То есть вы не проверяли.

— Вы думаете, я добровольно полезу в петлю? — хмыкнул он.

— Нет, но предлагаю всё-таки проверить.

Отработанным движением я ткнул его сложенными в щепоть пальцами в точку на боку в области талии, заставив сжаться от резкой боли и отпустить руль. Машина вильнула, съезжая на обочину. Перехватить управление не получилось, и мы на скорости въехали в ближайшие кусты. Раздался треск сминаемого бампера и хруст разбившихся фар. Меня мотнуло, стукнуло головой о лобовое стекло. Перед глазами запрыгали чёрные пятна.

— Что ты… — Спада, по-прежнему скрюченный, лежащий грудью на руле, поднял на меня полный боли взгляд, и я не дал ему договорить.

Я давно не пользовался теми приёмами, которым меня учил Ник. «Да, — говорил он, — мы должны уметь работать чисто, но иногда возникают случаи, когда ты остаёшься с „клиентом“ один на один. Что ты обычно делал тогда? Брал нож или пистолет? Это кровь, грязь и невозможность уйти незамеченным. Просто поверь мне, капля крови всегда останется на ранте твоего ботинка или в сгибе манжета. И ты её не заметишь, но заметят те, кто будут тебя искать. Научить работать, используя только собственное тело, и тебя никто никогда не поймает…» Не пользовался, но сейчас, не отвечая генералу, я, превозмогая боль в плече, протянул руку и пережал его сонную артерию. Спада дёрнулся, пытаясь помешать, но почти сразу отключился, а после — перестал дышать. Что ж, значит, ритуал не сработал.

Откинувшись на спинку сиденья, я прикрыл глаза, только сейчас поняв, что вывихнутая лодыжка, которая вроде бы перестала болеть ещё там, в старой Англии, заныла снова. Боль была такой, что на глазах невольно выступили слёзы. Я скривился, и в этот момент дверь с моей стороны открылась.

— Что случилось? — раздался испуганный голос. — Что с генералом?

Меня, так и не открывшего глаза, волоком вытащили наружу и уложили на землю.

— Мы… — я захрипел, понимая, что притворяться не придётся: грудь словно тисками сдавило.

— Генерал мёртв, — ответил второй голос.

— Ты его убил? — кажется, меня пнули в бок. Боль от удара была такой, что я сжался, словно маленький ребёнок, пытаясь закрыть себя руками и ногами.

— Не трогай. Генерал цел. Это бы не смог так.

Я услышал, как тот, который стоял рядом со мной, отошёл, хрустя сухой травой под подошвой, но не слышал, о чём он разговаривал со своим напарником. Боль потихоньку отпускала, и я выпрямился, перевернувшись на спину и раскинув руки и ноги. Это удобная поза, не только для того, чтобы расслабиться, именно она позволяет принять любую другую, чтобы быстро подняться.

— Эй, — надо мной прозвучал голос второго телохранителя Спады, — ты как?

— Я… мы…