Долго тебя ждала - Юлия Резник

«Девай, детка, ты такая красивая. Я с ума по тебе схожу»… – он прямо так и сказал. Мамочки, что они вытворяли!

Отец Левона внушил Мариам, что она холодная, как стылая рыба. Да и Сиваков подбросил дровишек в костер ее неуверенности. Она действительно ничего не чувствовала – ни с тем, ни с другим. До Жени она вообще не испытывала удовольствия от секса с мужчиной. Лишь наедине с собой она расслаблялась достаточно. Лишь с собой… И вот теперь с ним. Который, кажется, разгадал все ее тайны.

«Почему ты никогда мне не пишешь?»

«Не хочу отвлекать».

«Пиши. Не то я начинаю сомневаться, что тебе нужен».

Удивительно. И у него, оказывается, были сомнения? Какая глупость! Приятная… просто до дрожи.

«Нужен. Очень. А о чем писать?»

«Обо всем. Мне все интересно».

И она писала. Обо всем на свете! А он отвечал. Не всегда сразу из-за разницы во времени. Но в этом была своя прелесть. Например, Мариам любила сделать какой-нибудь вброс и лечь спать. А потом утром читать присланные Кравцом сообщения. Полные возмущения, или праведного гнева, или настырных просьб. Как, например, тогда, когда она написала, что ей пришлось купить белье для беременных, потому что в старом ей стало некомфортно, Женька потребовал тут же ему продемонстрировать обновку. Мариам ответила, что белье подлежит стирке. И преспокойно уснула. А наутро у нее был десяток сообщений вроде: «Ты – садистка», или «Я буду жаловаться прокурору», или совсем уж заискивающих: «Ну, Мариам! Давай баш на баш, а? Я тебе тоже покажу что-нибудь интересное».

И вот так, казалось бы, вдали от своего личного источника света Мариам расцветала. Гормоны, которые не давали ей покоя с момента отъезда Кравца, кое-как устаканились. Теперь она не рыдала по каждому поводу, не жалела себя и, что главное – почти не боялась. Наверное, только он один и мог утолить все ее тревоги. Потому что лишь он один по-настоящему имел значение. И лишь его оценка для Мариам была по-настоящему важной. Больше никаких фото в Инстаграм. По крайней мере, провокационных. Зато она выставила свадебное фото. Одно из ее самых любимых, где фотографу удалось поймать Кравца в момент, когда он обхватил ее лицо ладонью и на секунду залип на губах, прежде чем поцеловать.

И лишь одно обстоятельство ее немного расстраивало. То, что делам ее мужа, кажется, не было ни конца ни края. Женька и сам уже извелся – она видела. Поэтому, насколько могла, взяла на себя вопросы, которые можно было решить по месту. Мариам частенько навещала свекровь. Следила, чтобы та принимала лекарства и побольше отдыхала. Встречалась с Дуней и подрядчиком, окончательно согласовывала проект и даже лично подала документы, чтобы, наконец, получить разрешение на строительство. В общем, старалась, как могла. Женька бурчал и велел ей побольше отдыхать. Она горячо спорила и доказывала, что беременность – не болезнь. Так и жили… И все было хорошо. Хорошо настолько, что, наверное, так больше не могло продолжаться. И в какой-то момент маятник качнулся в обратном направлении.

Это был прекрасный день. Середина июля. Она возвращалась домой из ресторана. Из-за беременности Мариам не очень хорошо себя чувствовала на серпантине. Даже в комфортабельном Рендж Ровере, который она все же согласилась принять в подарок от мужа. Поэтому она едва плелась… Откуда взялась та машина? Да как обычно. Кто-то из понаехавших, не знающих особенностей езды по горным дорогам, пошел на обгон и выехал на встречку. Это все, что она успела осознать, прежде чем свет померк.

Телефон зазвонил в третьем часу ночи. Женя только-только лег спать. И уже успел задремать под монотонный рокот океана. Совместным решением с Мариам свой дом в пригороде Сан-Франциско Женя решил не продавать. Во-первых, потому что ему все равно нужно будет где-нибудь останавливаться, наезжая в Калифорнию, а во-вторых, потому что, как выяснилось, ему бы очень хотелось показать это место своим детям. Слишком много с ним было связано. Открытий, свершений, всего… Оказавшись вдруг в безвыходном положении, Кравец с удивлением понял, что, может, он, конечно, и ни черта не знал об отцовстве, но у него на этот счет было полно идей. Откуда они взялись – он не понимал до конца. Мелькнуло предположение, что, не имея отца, он подсознательно примерял на себя эту роль. Прокручивал в голове – как бы он сам поступил в той или иной ситуации, что бы сказал, как бы отреагировал. С жадностью наблюдал за общением других пацанов с их родителями. И, в конечном счете, у него в голове сложилась какая-никакая система. Так что скорое прибавление в семействе его, конечно, пугало, но уже далеко не так, как в момент, когда он о нем узнал. На днях Кравец вообще поймал себя на том, что заглядывает в чужие коляски. Кто там – мальчик или девочка? А чем он занят? На кого больше похож – на маму или на папу? Хотя что тут гадать? Темные гены Мариам наверняка сильнее. Или нет? Женя даже позвонил знакомому биологу из Беркли, чтобы выяснить, есть ли у него хоть какой-то шанс. Глупость, конечно. Тот так ему и сказал. Но было ужасно интересно – гадать, каким он или она будет.

А потом этот телефонный звонок.

– Сынок! Сыночек… беда!

– Мама? – внутри похолодело. – Что случилось? Тебя опять забрали в больницу?

– Не меня!

- Так. Хорошо. Ты, главное, не волнуйся, – Кравец встал, нащупал в темноте штаны и, прижав телефон плечом, натянул их, готовый действовать. – Мама!

В трубке послышалось какое-то шуршание. После – чьи-то голоса. Он не разобрал – те размывал поднявшийся в ушах гул.

– Женя, это Коган.

– Да?

– Значит, слушай меня внимательно. Ничего непоправимого не случилось.

Женя сглотнул. Рука с телефоном дрогнула и затряслась, как у паркенсонщика. Он как-то сразу понял, что…

– Что-то с Мариам?

– Она попала в аварию. Возвращалась домой с работы, когда на встречку выскочил какой-то дебил.

Так, ладно. Главное сейчас – дышать. Секундная пауза, и следом хриплое, через боль:

– Как она?

– Она ничего. Но тебе лучше приехать. Сможешь?

Кравец кивнул, забыв о том, что его никто не видит. Тряхнул головой, надеясь, что заклинившие шестерёнки встанут на свои места, и он, наконец, как-то сможет запустить механизм осознания происходящего. Ведь пока тот здорово буксовал.

– А ребенок?

И снова пауза. Длиной в одну секунду – не больше. Может быть, даже миллисекунду, которая в его реальности растянулась на какой-то ненормально длинный промежуток времени. В котором он гонял по бесконечному кругу одну удивительную в своей необратимости мысль, что этого не может быть. Просто не может. Так нельзя. Он ведь уже привык к тому, что станет папкой.

– Ребенок в утробе хорошо защищен. Мы пока наблюдаем. Думаю, тебе лучше приехать.

– Главная Мариам! Если что – главная Мариам! – выпалил Кравец на бегу к гардеробной. Коган хмыкнул.