Молодой Александр - Алекс Роусон

фиксирует основополагающий момент в древней истории, кульминацию того, как видел Филипп будущее Греции, – сегодня эту структуру называют Коринфским союзом.

Основа для этого соглашения была заложена в течение нескольких недель и месяцев после битвы при Херонее. Разобравшись с Фивами и Афинами, Филипп обратил взор на другие региональные державы. Оставшиеся антимакедонские города-государства сдались ему, едва он двинулся на юг, в индивидуальном порядке заключая договоры с новым повелителем Греции[633]. Следом произошла естественная реорганизация местных органов власти, и промакедонские фракции вышли на передний план. Гарнизоны, подобные тому, что был размещен в Фивах, также были последовательно оставлены в нескольких ключевых местах: в Амбракии на западе Греции, в Коринфе и, вероятно, эвбейской Халкиде[634]. Лакедемоняне во главе со Спартой не присоединились к греческому союзу и не вышли на поле боя в Херонее. Они уже давно были сокрушены Фивами, но с поражением их извечного врага многие пелопоннесцы начали опасаться возвращения владычества Спарты. Некоторые видели спасение от этого в Филиппе и теперь просили его войти в их земли, принимая царя как своего нового защитника[635].

Передвижения македонской армии на Пелопоннесе отследить непросто, в источниках остался лишь тонкий след из хлебных крошек, по которому можно попытаться пройти. Павсаний в своем «Путеводителе по Греции» (II век н. э.) упоминает остатки лагеря Филиппа в Нестане, на северных границах Аркадии, а также источник, названный именем македонского царя[636]. На агоре города Мегалополис, дальше к юго-западу, жители посвятили царю недавно возведенную стою, в которой, надо полагать, стояла его статуя – как знак, что он нанес визит[637]. Скорее всего, Александр в это время находился с армией[638]. В Гортине, в дне пути к северу от Мегалополиса, местные жители сохранили предание, согласно которому царевич посвятил Асклепию нагрудник и копье в городском святилище, и они все еще находились там во времена Павсания[639]. У нас нет бесспорных доказательств, что Александр совершил путешествие; он мог переслать дары-посвящения с кем-то из своих людей, но выбор святилища согласуется с тем, что мы знаем о его любопытстве и тяге к врачеванию. Были и другие достопримечательности, способные произвести особое впечатление на него, а также на Филиппа во время их пребывания на юге Греции. Могила Эпаминонда, известного фиванского полководца, находилась на пути через Аркадию, как и великолепный храм Афины Алеи в Тегее, в котором, по преданию, хранились иссохшая шкура и бивни мифического калидонского вепря. Согласно одной из местных легенд, у источника за стенами храма Геракл надругался над девицей Авгой. Пелопоннес был ареной многих подвигов героя, таких как убийство немейского льва и стимфалийских птиц – на этих легендах вырос Александр. Теперь он и его отец шли по стопам прославленного предка[640].

Главной целью их кампании были спартанцы. Согласно Плутарху, Филипп написал им письмо с вопросом, должен ли он войти на их территорию как друг или враг. «Ни то ни другое» – был знаменитый ответ[641]. Тогда он опустошил их землю, вырубая деревья, уничтожая посевы и сжигая усадьбы. Затем границы Лаконии были изменены в пользу его союзников[642]. Только когда все споры уладились, вероятно в конце 338 года до н. э., Филипп созвал греков на Коринфском перешейке для создания нового союза. Лакедемоняне отказались принять в нем участие, «полагая, что то, что было не согласовано городами, а навязано завоевателем, являлось не миром, а рабством»[643].

Пелопоннес

Торжественное собрание проходило, судя по всему, в святилище Посейдона в Истмии, там, где находится опоясанный морем хребет с видом на Саронический залив[644]. Каждые два года греки со всего мира приезжали сюда, чтобы провести Истмийские игры. Они были одним из четырех главных состязаний панэллинского круга, наряду с Олимпийскими, Пифийскими и Немейскими играми. Спортсмены, умащенные оливковым маслом, соревновались за венки из дикого сельдерея, игры устраивались в честь героя-мальчика Меликерта (Палемона). Само святилище было сильно разграблено в древности, но фундамент храма Посейдона все еще можно увидеть. Когда-то перед ним стояли статуи морского бога и его свиты, а священная земля была усеяна просоленными изображениями. Среди пиний, которые древний географ Страбон упоминает как примечательную особенность этого места, также сохранились руины театра, нескольких малых святилищ, пещеры для ритуальных пиршеств и стартовая линия изначального стадиона[645]. Инфраструктура всего святилища была рассчитана на большие скопления людей, и это делало его подходящим местом для собрания. На этот раз греки прибыли на Истмийский перешеек не для игр, а по требованию Филиппа. Демосфена не было среди афинских делегатов, хотя он мог баллотироваться на выборах в качестве одного из официальных представителей. Городское собрание мудро проигнорировало его кандидатуру, поскольку это могло быть истолковано как вызов новому порядку[646].

Точная природа Коринфского союза до сих пор остается предметом обсуждений, но, по сути, это была организация, призванная поддерживать новый общий мир между греками, над идеей которого Филипп размышлял с конца 340-х годов до н. э. Он сам и его советники, среди которых, вероятно, был и Аристотель, знали историю и стремились извлечь уроки из прошлого, чтобы наладить более стабильные отношения между полисами[647]. В качестве органа, принимающего решения, был создан синедрион, или совет греков. Они могли выносить суждения и действовать с относительной автономией; собрания устраивались ежегодно там, где в том же году проводили одни из панэллинских игр[648]. Филипп был избран гегемоном, то есть главой исполнительной власти, поскольку становился гарантом мира, железной рукой в бархатной перчатке.

На первый взгляд Коринфский союз предполагал свободу, но на самом деле это был механизм македонского контроля. Клятва, священный договор, связала воедино города-государства и народы Греции. Они поклялись соблюдать решения собрания и не воевать ни друг с другом, ни с Филиппом и его преемниками. Если кто-то нарушит мир, он столкнется с могущественной коалицией во главе с Македонией. Второй фрагмент стелы в Эпиграфическом музее сохранил имена некоторых участников собрания, среди которых фессалийцы, амбракиоты, фокейцы, локры, малии, перраэбы и жители Ойи, а также выходцы с островов – Самофракии, Тасоса, Закинфа и Кефаллении (Кефалонии). Рядом с именами указаны числа, которые, вероятно, представляют собой количество голосов, предоставленных каждой партии в совете, а также названы их военные обязательства, зависящие от размеров государства[649]. Вместе два мраморных фрагмента передают звучание многочисленных голосов древних греков, в унисон заявляющих о желании положить конец междоусобным войнам. Во время создания этого союза Филипп продемонстрировал наилучшие дипломатические качества, постепенно выстраивая организацию и способствуя избранию должностных лиц. Вероятно, на следующей встрече, состоявшейся весной 337 года до н. э., он объявил новую стадию своего великого плана: формирование наступательного союза для вторжения в Персию[650].

Идея была представлена грекам как война возмездия, расплата за разрушение персами греческих святынь в 480–479 годах до н. э. Эта кампания поможет сплотить разрозненные общины, а мир между эллинами будет скреплен персидской кровью. Коринфский перешеек был подходящим местом для этого предложения, так как во время персидских войн именно здесь был сформирован Эллинский союз, и Филипп смог воспользоваться воспоминаниями о прошлом, чтобы подкрепить свою идею сильными эмоциями[651]. В этой священной войне он представлял себя защитником богов, сражающимся от их имени, чтобы завоевать расположение греков. Совет проголосовал за войну; у его участников, собственно, не было другого выбора. Филипп был избран главнокомандующим, после чего каждому государству-участнику было приказано набрать войска и начать приготовления[652].

За фасадом благочестивого возмездия скрывались истинные амбиции Филиппа. Провести такую кампанию он стремился давно. Завоевание Фракии и урегулирование греческих дел, хотя и виделись важными сами по себе, служили необходимыми предпосылками для любой серьезной экспедиции на восток. Персы уже заявили о своей враждебности к Македонии, послав войска для защиты осажденных пропонтийских городов, и Филипп хотел раз и навсегда положить конец их вмешательству в греческие дела[653]. Размах его амбиций остается неясным, но весьма вероятно, что они напоминали те планы, о которых говорил Исократ в открытом письме царю, распространенном после заключения Филократова мира: завоевать всю Персидскую