Молодой Александр - Алекс Роусон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Македонские приготовления должны были завершиться задолго до начала битвы. Местность разведана, ножи, мечи, копья и стрелы наточены, Филипп, его Спутники и другие вожди союзников разработали свои планы. Управление их коллективными силами требовало большой дисциплины и координации: быстрые приказы, четкие направления атак и скорость действий имели решающее значение для победы. Возможно, Филипп, подобно Александру перед эпическим сражением при Гавгамелах в 331 году до н. э., велел своим командирам «убедить каждого человека в момент опасности держать свое место в строю и соблюдать порядок, хранить полное молчание, когда это необходимо при наступлении и, напротив, громко кричать и выть, когда это потребуется, чтобы внушать величайший ужас противнику; воины должны строго подчиняться приказам и четко, кратко передавать их другим подразделениям, и каждый человек должен помнить, что пренебрежение своим долгом одного воина поставит под угрозу все дело и навлечет опасность на всех, а решимость следовать своему долгу содействует общему успеху»[574].
Должно быть, воины провели беспокойную ночь, их нервы были напряжены, часы то тянулись, то летели. При свете факелов Филипп и избранная группа его приближенных принесли жертвы местным богам. В Херонее поклонялись Аполлону, Гераклу и Зевсу – любимым богам македонян. При царе находились предсказатели, в первую очередь Аристандр, которые должны были прочесть замыслы бессмертных по еще теплым внутренностям жертвенных животных[575]. Перед сражением предсказатели наблюдали за небом в поисках предзнаменований успеха. Цари династии Аргеадов считали орла, пикирующего из облаков, и одновременные удары молнии счастливыми знаками, показывающими: Зевс на их стороне[576]. Но греков в преддверии битвы преследовали тревожные знаки. Служители Элевсинских мистерий, очищаясь в море, подверглись нападению и были убиты акулой[577]. Дельфийская пифия изрекла страшные пророчества; Демосфен заявил, что ее подкупил Филипп, но жертвы афинян также приносили лишь дурные предзнаменования. Демосфен призывал сограждан игнорировать их, утверждая, что великие вожди прошлого считали такие знаки лишь оправданием трусости. Необходимо следовать велениям разума, уверял оратор[578].
Македоняне развернули войска на рассвете, выстроившись против линии греков. Перед битвой воины опорожняли мочевые пузыри и выпивали немного вина, чтобы успокоить нервы.
Сегодня акрополь Петрах представляет одну из лучших точек обзора древнего поля боя, ныне обычного участка земли, где происходили необычные события. Постепенно очертания горы Аконтион начинают светиться розовато-красным. Местные фермеры уже встали, их тракторы и полноприводные автомобили с грохотом мчатся по грунтовым дорогам, окаймляющим каждое поле, сонное стрекотание сверчков вскоре сменяется пением птиц, возвещающим наступление нового дня. Когда солнце выходит из-за Аконтиона, его бледно-желтые лучи заливают узкую равнину. Прохладный утренний воздух – это роскошь, которая не продлится долго, блики света играют на неровной вспаханной почве и в кустах хлопка, множество разбрызгивателей незаметно совершают пируэты на металлических основаниях, направляя драгоценные струи воды на созревающий урожай.
В тот роковой августовский день, более 2000 лет назад, равнина ощетинилась оружием, которое держали примерно 60 тысяч человек, и только с высоты современный зритель может получить некоторое представление о том устрашающем зрелище: танцевальной площадке Ареса, заполненной отрядами, войсковыми соединениями, рядовыми воинами, – все это была сцена, приготовленная для грядущего кровавого балета. Стоя там, на равнине, можно было увидеть лишь то, что находится рядом. Простым воинам не нужно было беспокоиться о грандиозных планах, их задача заключалась в том, чтобы подчиняться приказам, убивать и не быть убитыми.
Вероятно, битва началась со столкновения между авангардами легкой пехоты, которые пытались вытеснить друг друга с флангов, используя пращи, дротики и стрелы, неся первые потери, – то была обычная прелюдия к основному сражению. Затем обе стороны громко спели пеан – священный гимн в честь богов войны, призыв к бессмертным помочь их стороне. Единый рев множества голосов вселял уверенность в себе и в товарищах. Наступление македонян знаменовал сигнал труб. Хаммонд считает, что скорость движения македонских войск была определена заранее, и правое крыло медленно начало выдвигаться перед остальной частью фронта, так что македоняне шли против греков наискось.
Поле битвы при Херонее. Современный вид. Фотография автора
Греки поверх щитов следили за приближением македонян. Лес железных пик вздымался к небу, но их еще предстояло опустить параллельно земле, топот ног барабаном стучал в ушах, под кирасами начинал собираться пот, от этого копья в руках казались скользкими. Крики командиров разносились над строем греческих воинов, пробуждая ярость и отвагу. Предки афинян однажды отбили натиск персидских полчищ, фиванцы победили грозных спартанцев. Было много причин для оптимизма, но надвигавшаяся армия выглядела непривычно: это были хорошо обученные и опытные солдаты, которые практиковали новый тип ведения войны, более совершенный и более гибкий, чем традиционный подход гоплитов.
Еще один сигнал трубы, и сарисы опущены, направлены прямо на греков. Острия пяти рядов копий, торчащих из передней линии, мрачные лица македонян, едва различимые сквозь слои дерева и железа; самые грозные воины, окружавшие Филиппа – пешие Спутники, – вероятно, были вооружены как и их враги: мечами, копьями и большими щитами. Затем над македонскими войсками разнесся зловещий боевой клич: «Алалалалай!» Греки ответили тем же, человек кричал на человека, словно их разделяли горы. Ксенофонт, рассказывая о другом сражении IV века до н. э., описывает картину боя: воины «впечатывали щит в щит… толкали и ударяли, убивали и падали. Не было ни криков, ни тишины, только странный шум, который производят вместе ярость и битва»[579].
Диодор – единственный, кто оставил общую характеристику хода сражения, говорит, что в течение долгого времени исход боя был неясен, с обеих сторон погибало много воинов, так что сперва схватка давала надежду на победу и тем и другим. Хаммонд полагает, что к этой части сражения следует отнести хитрость, описанную Полиэном: Филипп как будто уступил и начал осторожно отводить назад свое правое крыло[580]. Греки были разгорячены битвой и опьянены успехом. Они клюнули на приманку и погнались за отступавшими, афинский полководец Стратокл призвал своих людей оттеснить врага обратно в Македонию[581]. Филипп заметил по этому поводу, что афиняне не умеют побеждать, а затем двинул свои войска вперед и вправо, воины сомкнули ряды и растянули линию фронта, образовав в центре плотное укрепленное углубление. Целью царя было расшатать строй греков и отсечь их левое крыло от остальной армии. Филипп полагал, что чем дольше будет длиться сражение, тем сильнее оно будет благоприятствовать его войскам, более подготовленным и опытным[582]. Хаммонд утверждает, что македоняне отступили примерно на 150 метров и этот маневр совершили меньше чем за полчаса[583]. Александр, возглавлявший верхом на Буцефале кавалерию Спутников, терпеливо наблюдал за происходящим: его крыло все еще медленно продвигалось вперед, а строй изгибался, как рука метателя диска. Он ждал того момента, что составлял основу генерального плана Филиппа, момента, который обещал победу. Как и предсказывал царь, наступление греков начало тянуть их линию фронта влево. Однако те, кто находился напротив Александра, оставались на прежней позиции, стараясь не обнажать фланг. Разрыв появился в середине линии: либо между подразделениями греческих союзников, либо там, где они примыкали к беотийцам. И Александр устремился к образовавшейся бреши[584].
Копья кавалеристов врезались в щиты гоплитов, некоторые всадники продолжали сражаться даже сломанными концами пик, другие хватались за острые как бритва сабли – кописы. Это был новый тип кавалерийского боя, больше похожий на сражение конной пехоты, чем на обычную тактику дальних ударов и набегов, привычную для греков. Лошади македонян были исключительно хорошо обучены, они поворачивали, вставали на дыбы и таранили людей вокруг;