Голубиная книга 2 - Ирина Боброва

выпуская Велеса из — под своей власти. Другой бы окаменел, заглянув в глаза мировому змею, но не зря Велесу подвластна всякая животина. Повелевать Юшей вряд ли б получилось, но от власти его освободиться удалось.

— Горыныч! — Закричал скотий бог, крепко в среднюю шею вцепившись. — Мы ж по внутренностям Юши, Змея Мощного пролезли.

Горыныч в другое время удивился бы, но сейчас не до того было.

— Власий, держись крепче! Змей он или кто, да только похоже мы горло ему пощекотали преизрядно. Смотри: не то чихать, не то кашлять собрался.

Посмотрел Велес, и точно — сотрясают Юшину морду самые натуральные конвульсии. Только успел пригнуться, как чихнул Змей Мощный, да так сильно, будто все ветры разом дунули. Тут уж не до разговоров, знай, держись крепче. Полетел Горыныч вверх тормашками, не видя ни пути, ни дороги.

Не было бы счастья, да дуракам везёт: доставил Юшин чих путников в аккурат в колодец латынской девки Маринки. Змей с пассажиром вылетели пробкой из жерла, во дворе на плиты каменные приземлились. Встали, оглушённые, мусором засыпанные, да только взглянуть друг на друга успели, как из колодца снова искры огненные полетели. Видно, шибко Юше горло нащекотали, расчихался Змей Мощный, раскашлялся. Земля под ногами дрожью пошла, по каменным плитам сеткой трещины побежали. Замок покачнулся, стал внутрь себя заваливаться. Змей и Велес без слов друг друга поняли, переглянулись — и ну дёру! В миг Власий — Велес запрыгнул побратиму на спину, а змей крыльями замахал, стараясь побыстрее убраться с опасного места. Только на безопасное расстояние отлетели, как весь замок Латынской девки Маринки под землю провалился. Но спасатели, даже не оглянувшись, полетели к небольшому лесочку, что неподалёку яркими кронами зеленел. Около него войска видимо — невидимо собралось.

— Гляньте, други, чернокнижница небось общую мобилизацию объявила! — воскликнул Велес и нахмурился:

— В Ирие сказывали, будто войско у неё колдовское, мёртвяки сплошь. Недоброе тут дело, чёрное. Даже не знаю, каким колдовством можно людей между жизнью и смертью удерживать.

— Вот ты бог, а главного не видишь, — вступила в беседу средняя голова Горыныча.

— Ты б лучше подумал, чего так эта сила колдовская перепугалась, что со всех ног с поля боя бежит, — поддержала правая голова.

— А сейчас ближе подлетим, и всё увидим, — рассудила младшая голова змея, и Горыныч прибавил скорость.

Войско у латынской девки солидное — не сочтёшь, а видно враг так страшен, что и бессердечных мертвяков в ужас ввергал. Да вот что странно: сначала солдаты со всех ног бежали, потом шагом пошли, а скоро и вовсе упали кто где, и не шевелятся.

Опустился змей у лесной опушки, Велес со спины мигом соскочил, да вглубь леса понесся. Горыныч следом за ним не пошёл, снова взлетел — сверху, оно виднее, что к чему, против какого врага выступить придётся. Да и опять — таки, огнём с высоты пыхать сподручнее. Оказалось, что воевать — то не с кем, всё уже сделано. И армия чернокнижницы полегла, потому что самой её в живых уж нет. Опустился змей на поляну, тут же Велес подоспел, и замер, не веря своим глазам. Вся поляна телами усеяна, видно битва не на жизнь, а на смерть шла. А на куче побеждённых врагов сидит дочка князя Пекельного царства, великанша рогатая, по сторонам озирается и кулаками машет — не поняла ещё, что битва окончилась.

Обречена была армия чернокнижницы ещё до начала битвы, ведь враг против латынской девки страшный вышел — Усоньша Виевна собственной персоной! За своё рогатая великанша сражалась, самое дорогое защищала — мужа законного, а потому и правда, и сила на её стороне были. Она чернокнижницу жизни лишила, в пылу сражения даже не заметив этого. Просто попалась латынская девка под тяжёлую лапищу, тут её дни и кончились. Отобрать у Усоньши то, что она своим считает — дело немыслимое, а уж Услада она записала в личную собственность раз и навсегда. Сам — то супруг, пока битва шла, преспокойненько травку щипал, за широкой спиной навязанной жены спрятавшись. Совсем позабыл, кто он, какого роду — племени, зачем в Латынские земли пожаловал.

Подошёл Велес к туру, обнял зверя за мощную шею, лбом к шкуре прижался. Великанша, было, рванулась к ним, но скотий бог осадил её одним взглядом.

— Подожди, может кровь родная, да сердце братское память вернут, а с памятью и обличье божественное обретётся.

— Вот дурости вам в упрёк мешок, воз да маленьку тележку! — Прорычала великанша. — Что — то подзабыл ты, Власий — Велес, что в твоей власти зверя человеком сделать.

— Ошибаешься, Усоньша Виевна. Оскотинился Услад. Из зверя человек может и получится, а вот из скота — никак. Сам я могу зверем стать, и над зверями начальник, а тут бессилен.

— Прошу прощения, что вмешиваюсь, — тактично произнесла правая голова змея Горыныча — Умник. — Читал я в книге одной, что вспомнит себя добрый молодец, да облик свой истинный примет, когда научится любить — всем сердцем, пламенно да романтично.

— Ага! — Хохотнула левая голова змея. — Ты, Умник, глаза — то разуй! Кого он полюбит пламенно? Её, что ли? Эту, рогатую?!

— Ах ты червяк трёхголовый!!! — Взрычала великанша. — Вот я тебе сейчас шеи — то узлами позавязываю! — И к Горынычу кинулась. Змей крыльями взмахнул, отлетел немного да и говорит — на этот раз средняя голова в диалог вступила:

— А другой жены у него нет. Раз так боги распорядились, придётся ему Усоньшу полюбить.

— Правду говоришь, побратим. И ты, Усоньша Виевна, ярость свою умерь, да сделай так, чтобы мужу понравиться. Вот как только он привязанность почувствует, как любовь в сердце блеснёт, так и память к нему и вернётся, а с нею и облик прежний. А за то, что латынскую девку Маринку извела, да охальное её чернокнижие порушила, выполню твоё заветное желание, если оно в моей власти будет.

Усоньша даже думать не стала, даже меж рогами не почесала, сразу молвила:

— Верни мне няньку мою, Бурю Ягу. Оживи, а то плохо без неё, колотить некого, — и шмыгнула носом, слёзы с глаз смахивая. Никогда не призналась бы дочка подземного князя, что тоскливо ей без старой карги, и вовсе не в колотушках тут дело.

— Мне не жалко, — Велес пожал плечами, — да только я её в жизнь могу вернуть в зверином обличье. Всё же скотий бог.

— Да хоть в каком, — прорыдала Усоньша, — а всё родна душа рядом!

— Как скажешь, но я предупредил. — Велес встал, посмотрел куда — то вдаль, руки к