Как приручить герцогиню - Меган Фрэмптон

– Нет, я спрашиваю не об этом. Тебе же дали какое-то имя родители? – Николас старался говорить как можно вежливее.

– Лорд Коллингвуд. – Судя по голосу мужчины, ему тоже хотелось пустить в ход кулаки. Что ж, это желание было взаимным.

– Не скажу, что рад знакомству, лорд Коллингвуд, но буду счастлив встретиться с тобой на ринге в любое удобное для тебя время.

– Я предпочту встретиться с тобой, мистер Смитфилд, в более формальной обстановке, к примеру, в парламенте. – Он еще раз ткнул Николаса пальцем в грудь, затем развернулся на каблуках и удалился.

– Не думаю, что в обязанности секретаря входит сдерживание своего нанимателя, дабы не позволить ему выставить себя ослом, – проворчал Грифф, наконец отпустив Николаса.

– Нет, – согласился Николас, – но это святой долг брата. Спасибо тебе.

Грифф приложил руку к уху.

– Что я слышу? Неужели мой брат действительно меня за что-то благодарит?

Николас нахмурился и весьма чувствительно ткнул брата в бок.

– Не привыкай к этому, ни от нанимателя, ни от брата.

– Если это не случится снова, – хитро сказал Грифф.

– Следи за собой, иначе я не стану учить тебя всему, что знаю по определенному вопросу. – Теперь он намеревался исключительно делиться своими знаниями, а не использовать их на практике. Во всяком случае, ни с одной другой женщиной, кроме Изабелл. Но даже с братом он не собирался делиться тем, чем занимался с женой. Это неправильно. Пожалуй, даже мерзко. Николас никогда не был предан никому, кроме брата, но теперь, когда он услышал тихие стоны Изабелл, почувствовал, как она дрожит под его ласками, и испытал с ней то, чего не испытывал больше ни с кем, все изменилось. Словно его сердце увеличилось в размерах. Одна его часть осталась привязанной к брату, а другая была отдана ей.

Это заставило Николаса почувствовать себя до странности уязвимым. Он никогда еще не чувствовал себя уязвимым, если речь шла о женщине. Или вообще никогда. Грифф младше, и Николас всегда был ведущим.

Теперь он осознал, что хочет отдать инициативу ей. Он всей душой желал, чтобы Изабелл говорила ему, чего она хочет, и был готов немедленно это сделать. Для нее. В целом, конечно, для них обоих, но главным образом – для нее. Похоже, никто и никогда не давал ей право выбирать, чего она хочет. Родители всегда требовали, чтобы она выбирала то, чего желают они – так им, безусловно, было удобнее.

Он никогда не поступит так с Изабелл, даже если это будет неудобно для него. Он лишь надеялся, что не столкнется с такой проблемой в ближайшем будущем.

– Герцога опять нет дома, не правда ли? – Интересно, этот человек может проспать целую ночь? Почему стремление подставиться под чужие кулаки и, предположительно, пустить в ход свои лишает его сна?

– Он дома, ваша светлость. – Реннинг отодвинул стул хозяйке и теперь ждал, пока та усядется.

Изабелл принюхалась к весьма приятным ароматам. Она не ожидала, что почувствует такой сильный голод. Возможно, причина в событиях прошлой ночи? Тогда неудивительно, что у многих мужчин такой хороший аппетит. Насколько она слышала, мужчины занимаются этим довольно часто. Хотя теперь то, что они могут делать и что-то другое, а не находиться постоянно в поисках плотских утех, представлялось ей чудом. Изабелл мысленно усмехнулась.

– Колбаску, ваша светлость? – Только теперь она заметила, что рядом стоит Реннинг и держит тарелку с колбасками, похожими на… «Прекрати, Изабелл», – велела она себе. Но все же непонятно, как люди могут нормально жить и заниматься делами, если постоянно думают об этом?

– Нет, спасибо. – Колбаску она съесть, пожалуй, все-таки не сможет, пусть даже выбросив из головы непристойные мысли. – Только чай и тост, пожалуйста.

Она удивится, если сумеет сегодня проглотить хотя бы кусочек. Разве не так должна себя чувствовать настоящая леди? «Хотя есть, конечно, хочется». У нее было ощущение, что ее ночью разбили вдребезги, а потом собрали воедино снова, причем сделав сильнее. Казалось, все это – она даже мысленно никак не называла ночные события – открыло перед ней дверь, и ей осталось только войти.

И она обязательно войдет. По крайней мере попробует. Николас хотел услышать от нее, чего она хочет, не так ли? Что ж, она хочет открыть свой разум возможностям, какими бы они ни были. И не только в постели – везде.

Это было волнующе и пугающе. И именно этого она хотела.

Изабелл услышала, как открылась дверь. В это время Реннинг как раз ставил перед ней тарелку. Через несколько секунд к столу подошел Николас. Выглядел он, как всегда, словно с упорством, достойным лучшего применения, подставлял лицо под чьи-то кулаки.

Понятно, что она ему ничего не сказала. Он поцеловал ее в лоб, схватил рукой с тарелки колбаску и откусил половину. Изабелл поморщилась.

– Извини за ужасные манеры, – сказал он, заметив ее гримасу, взял протянутую Реннингом салфетку и вытер губы. Потом он опустился на стул рядом с Изабелл и кивнул Реннингу, который подошел к нему с тарелкой и кофейником.

Изабелл дождалась, когда Реннинг снабдит Николаса всем необходимым, и знаком попросила его выйти. Реннинг поклонился и вышел из комнаты, оставив Изабелл, Николаса и половину недоеденной колбаски.

– Как ты себя сегодня чувствуешь, Изабелл? – На лице Николаса застыло уверенное выражение, словно он точно знал, как она себя чувствует.

– Все в порядке, Николас. А ты? – Она жестом указала на его разбитую физиономию. – Как прошло ежедневное избиение?

– Извини. – Он выпрямился. – Я не подвергался избиению. Я боксировал.

Изабелл отмахнулась и с напускной беспечностью проговорила:

– Использование эвфемизмов не меняет сути. – И замолчала. Неожиданно ей в голову пришла мысль, совершенно невозможная еще несколько дней назад. Но ведь перед ней открылась дверь, и она увидела то, что совсем недавно было для нее немыслимым. У нее даже дыхание перехватило. Но что мешает ей спросить? – Я тут подумала, не мог бы ты дать мне несколько уроков в этом виде спорта?

Николас уставился на жену с таким откровенным, почти комичным изумлением, что она едва не расхохоталась. Нет никаких сомнений в том, что такое поведение не пристало герцогине. И леди. И уж точно это не было похоже на воспитанную Изабелл. Значит, надо как-нибудь позволить себе расхохотаться. Очень хочется знать, что при этом чувствуешь. Но пока что момент упущен.

– Я должен научить тебя боксировать? – В его голосе было недоверие, изумление, потрясение – в общем, целый набор эмоций. Изабелл замерла. Ей показалось, что он ее осуждает, считает несовершенной. Неидеальной.

Ей хотелось закричать – ему, себе, всем: «Я не идеальна!»

– Совершенно верно. – Изабелл намеренно отвела глаза и положила в чашку еще кусочек сахара, хотя он уже и так был сладкий, как сироп. Она не сумела побороть желание узнать, что почувствует, когда совершит что-то неожиданное.