Сладкая горечь - Стефани Данлер

– Ты не знаешь, какая у меня любимая, – сказала я.

Когда я заглянула в ее глаза, они были как окна за пеленой дождя – не видно, что внутри. У меня же внутри затрепыхалась тревога, и я отпила еще коктейля.

– Только не «Эл-Си-Ди»! – Том для верности ударил ладонью по стойке.

– Да я лучше застрелюсь, Ари, – сказал Уилл.

– Имела я вас, имела я ваших матерей, а если хоть слово скажете против Джеймса Мерфи, я, мать вашу, вас поубиваю.

Зазвучало «Биение сердца». Я захлопала в ладоши.

– Ух ты, она мне правда нравится!

– Ты чего визжишь, как свинья?

– Брось, Саша, это же моя песня!

Я повела плечами, зажмурилась, голова у меня кружилась, за веками вспыхивали белые цветы. Схватив Сашу за руку, я стащила его с табурета. Я дернула головой, чтобы волосы упали мне на лицо, как меня учила Ари. Мое тело извивалось под волнами синтетического баса. Это был танец апатии. Я слышала, как поет Ари, и, когда Уилл взял меня за руку и крутанул, я улыбнулась, подпевая:

– Призывать руку свыше… Опереться… недостаточно для меня, о…

Внезапно все застыло, и я посмотрела на дверь. На пороге стояла – неуверенно, настороженно – Божественная. Помахав ей, я глянула на Ари, у которой в руке был бокал.

Пролетев в дюйме от моего носа, бокал врезался в стену рядом с Божественной.

Мне показалось, все произошло в полной тишине: я видела, как бокал разбивается, как дождем сыплются на пол осколки, но не слышала никакого звона. Задержка со звуком – я прикрыла ладонью глаза.

– Где тебя, черт побери, носило?

– Вали отсюда, Ари! – взвыл Том. – Мать твою за ногу!

Божественная, явно под транками, стояла с безмятежно-вопросительным видом. Схватив сколько в горсть влезло коктейльных соломинок, Ари швырнула и их тоже, и тут Уилл схватил ее за плечи.

– Извини, извини! – услышала я чей-то перекрывающий музыку крик.

Песня закончилась, и я сообразила, что это я кричу. Не глядя на Ариэль, Божественная подошла к стойке и со вздохом взялась за щетку.

– Прости, Том, – сказала она.

– Так значит, прости, Том?!

Ари извивалась, а Уилл прижимал ей руки к бокам.

– Пойдем-ка, куколка, вечеринка окончена.

Саша подхватил сумку Ари, а Уилл перекинул через плечо ее саму, и все двинулись к двери. Саша помахал кому-то в окно:

– Смотрите-ка, Виктор-детка тут.

– Я тебя знаю! – орала Божественной Ари, из нее рвался прямо-таки нутряной рык. – Я тебя насквозь вижу!

Почти пять утра в сквере. Стылая ночь – такие следует проводить в постели. В канавах дребезжали пустые бутылки; плотная, как воск, тьма окутала деревья. Мы не смогли заставить Ариэль поехать домой, она все выхаживала, ярилась и курила. Саша с Виктором сразу куда-то свалили. Я думала: «А мне что мешает уйти? Почему я тоже не могу поймать такси? Неужто все одиночки должны пережидать такое вместе?»

Оставалось только слушать Ари… Божественная нимфоманка, торчит на сексе, пусть и без диагноза, но Ари-то признаки известны. Божественная-де сущая тупица, сплошь титьки и задница. Божественная даже не лесби, Ариэль стыдно на люди с ней показаться. Божественная ее использовала… Для чего именно – оставалось неясным.

– Прими транк, детка, – сказала я. Я курила из солидарности, но мне было тошно, я потела, меня била дрожь, отходняк получался тяжелый.

– Она права, Ари. Где ксанакс?

Не прерывая своей тирады, Ари заглотила две таблетки. Закурила вторую сигарету, не докурив первой. И как раз в тот момент, когда я подумала, что замерзну до смерти на скамейке на Юнион-сквер, таблетки подействовали.

Она споткнулась. Уилл ее подхватил, голова свесилась ей на грудь.

– Она слишком много приняла, – сказал он.

Аэриэль отвесила ему оплеуху и расхохоталась.

– Немножко множко? Что, в больничку пора?

– Нет, только в том смысле, что нам с тобой не справиться.

Он усадил ее на скамейку, и мы сели по обе стороны от нее. Глаза у нее были закрыты, голова опять свесилась. Я натянула ей на голову капюшон, и мы с Уиллом посмотрели друг на друга. Я вспомнила, как нежно он касался моего лица, когда мы целовались, и испытала прилив отвращения, потом все же сказала:

– Спасибо тебе за доброту.

Закурив, он уставился в темный сквер, не клюнул на приманку.

– Такое случается? – спросила я.

– Случалось. Не слишком часто. У нее есть все нужные лекарства. Все сложно.

– Это я понимаю. По-твоему, Божественная ее обманывает?

– Нет, – произнес он громко на ухо Ариэль.

Но потом встретился со мной взглядом и пожал плечами.

– Вот горе-то какое! – повторила я любимую фразочку Ари.

Мы поглядели на нее, поглядели друг на друга, поглядели на деревья. Услышав возню крыс, я подтянула ноги на скамейку. Никому из нас не хотелось такое на себя взваливать. Но я была в долгу перед Уиллом за все те разы, когда он отвозил меня домой. Правду сказать, мы все были в долгу перед Уиллом. Он никогда не переставал о нас заботиться.

– Заберу ее к себе. Моя квартира ближе к ее, утром сможет дойти пешком.

– Но к тебе же подниматься на пятый этаж.

– Придется ей поработать ножками. – Я тряхнула Ари за плечо, но она не шелохнулась. – Тебе придется идти, Ари.

По скверу пронесся ветер, я услышала, как трещат, клонясь, деревья.

– Как давно я такого не слышала! – сказала я, завороженно поднимая глаза. – Они разговаривают. Как настоящие деревья.

Нам удалось поднять Ариэль, но шла она с закрытыми глазами. Я направляла ее, крепко держа за локоть. Внезапно материализовалось такси, огибающее Юнион-сквер по Западной, его огонек показался мне маячком надежды. Увидев нас, водитель опустил стекло.

– Только не блевать! – предостерег он.

У него было обмякшее посеревшее лицо, точно он спал с открытыми глазами. Я подергала за ручку дверцы, но она была заперта.

– Ладно вам, с ней все в путем.

Он смерил ее взглядом с головы до ног, и Ариэль внятно произнесла:

– А пошел ты.

– С ней все путем! – повторила я. – Пожалуйста, у меня есть наличные, я хорошие чаевые дам, per favor.

Ариэль растянулась на заднем сиденье. Как только мы сели, ее голова оказалась у меня на плече. Я поднесла ее руку к губам. Освещенные витрины магазинов превращали Сохо в лунный пейзаж, на мили кругом – ни одной живой души. Я смотрела на мелькающие мимо кварталы и гадала, кто же живет в этих домах.

Когда машина свернула на Деланси, голова Ариэль соскользнула мне на грудь. Я попыталась усадить ее прямее, и она меня поцеловала. Губы у нее были такие мягкие… Целовать ее было все равно, что пытаться устоять на мшистом камне посреди реки. Наши губы скользили без сцепления, ее волосы разметались, точно мы были под водой. Минуту спустя я осознала, что происходит, и попыталась поцеловать ее в ответ, играя роль, спрашивая себя, нравится ли мне ощущения. Но в те первые несколько секунд существовали только ее губы.