От матроса до капитана. книга 2 - Лев Михайлович Веселов

и среди команды. Радист Гущин принадлежал к числу людей, которые не ленились лишний раз поискать хорошо слышимые последние известия, хорошую музыку. И то, и другое давало пищу для разговоров на досуге. Помполит не придерживался мнения, что послушать последние известия по Би-Би-Си — преступление, а подискутировать о международной политике повод в 1961 году был.

Полет в космос Ю.Гагарина, события на Кубе, да и в нашей стране, в корне меняли международную политику, и моряки загранплавания ощущали это повседневно, хотя, пожалуй, они не испытывали дикого восторга от поступков нашего тогдашнего вождя — жизнь к лучшему ощутимо не менялась. Новый доморощенный патриотизм со стуком башмака о трибуну и "Кузькина мать" в сравнении с тем экономическим рывком, который предприняла Европа, явно не стыковался, и моряки это видели в каждом рейсе. Шведский и норвежский социализмы выглядели намного привлекательнее, чем провозглашенный Хрущевым этап строительства коммунизма. Даже наши политработники стеснялись подтверждать построение коммунизма к 1980 году. Наступившая было в стране оттепель быстро, словно балтийская погода, сменилась на похолодание с изрядными метелями культа личности. Девиз "догоним и перегоним Америку", рассчитанный на дремучего обывателя за железным занавесом, был насмешкой над народом, а попытка разделить мировое пространство на две сферы влияния вела только к нагнетанию международной напряженности и гонке вооружения.

Именно в этот период те, кто регулярно бывал за границей, явно видели все увеличивающийся разрыв между благосостоянием нашей страны и Европы. Видели, но молчали по известным причинам. Правда, надо отдать должное, что интенсивно рос флот, успешно осваивались новые направления, все активнее становилось наше участие в линейных перевозках, строились новые порты, реконструировались старые. Вот только зарплата у моряков оставалась мизерной по сравнению с коллегами даже таких отсталых стран, как Греция и Португалия. Во всем мире труд моряка приравнивался к труду шахтеров и летчиков, а у нас зарплата матроса порой уступала зарплате дворника.

На "Вормси" экипаж жил, не углубляясь в меркантильные вопросы, здоровый оптимизм был отличительной чертой этого коллектива, это заслуга прежде всего командиров и, конечно же, капитана. Хорошая работа всегда не только отмечалась, но и поощрялась, по возможности и материально. Именно на этом судне я впервые понял, что ничто не поднимает так настроение, как рейс с хорошими премиальными и портами захода. Запомни, говорил капитан Гусев, капитан всегда должен стремиться получить интересный и материально выгодный рейс. Лично ему он может быть и не нужен, от него только хлопот больше, вероятность "контробаса" (контрабанды) возрастает. Но наш моряк не так уж много получает и даже небольшая премия — в семье деньги не лишние. Безденежье мужик унижает, подталкивает на непредсказуемые действия, а в море непредсказуемости и так хватает. С начальством жить нужно без ссор, а что касается диспетчеров, с ними нужно обходится с уважением, и уж если они тебе верят и дают хорошие рейсы, пуп порви, а доверие оправдай.

На всю жизнь останется в памяти рейс из Ленинграда в Лондон с отборной и дорогой пушниной для Всемирной промышленной выставки. Основной показатель — чистая валютная выручка от него превышал полугодовой план судна. Я думаю, что экипаж "Вормси" получил его не случайно, такой груз мечтает иметь любое судно любого пароходства. Грузились мы в жаркие дни июля, когда в Ленинградском порту наступает период подготовки рейсов в Арктику и погрузка арктических судов находится под непосредственным наблюдение Совета Министров СССР. Грузчиков не хватало, и мы предложили свои услуги. Груз доставлялся из города с базы "Союзпушнины", которая находилась как раз рядом со школой, в которой я учился, напротив дома моей тети. Тюки невероятной ценности (на выставку отбирался лучший товар) возили грузовыми машинами безо всякой охраны, помалу, не привлекая внимания, только в дневное время. Жены готовили пищу, убирали судно, а вечерами, оставив на судне усиленную вахту, мы шумной компанией отправлялись в город. Меня назначили гидом, и каждый раз я выбирал интересный маршрут, который заканчивался уютным кафе или рестораном, а утром снова принимались за работу.

В середине месяца снялись на Лондон. Перед проливом Зунд нас встретили два полицейских катера и сопроводили судно до выхода в Северное море. Такой эскорт несколько озадачил капитана, но после переговоров с пароходством он успокоился. У английских берегов катера встретили еще в нейтральных водах и сопровождали по Темзе до доков. Причал, на который мы ошвартовались, был оцеплен полицией, а нас предупредили, что до окончания выгрузки сойти с борта имеют право только капитан и старпом. Перед выгрузкой пространство между бортом и причалом отгородили стальной сеткой, а вдоль противоположного борта расположились полицейские катера. Выгружали по одному тюку в подъеме в бронированные автомобили, которые сразу же отъезжали с сопровождением. На каждый тюк выдавались тальманские листы от трех тальманов, под которыми ставил подпись полицейский начальник. Когда мы рассказали стивидору, как грузились в Питере, он схватился за сердце, а полицейские дружно отрицательно закачали головой, мол, такого быть не может, а один рассказал страшную историю с перестрелкой при выгрузке в Ливерпульском порту пушнины из Канады.

А месяц август тогда выдался в Лондоне жарким, столбик термометра не опускался ниже тридцати даже по ночам. Нетрудно себе представить, что постоянно находиться на судне, корпус которого окрашен в черный цвет, в этих условиях равносильно пыткам. При малейшей попытке подать на палубу насосом воду из-за борта сполоснуться англичане бурно протестовали и бросались к "бобби", которые, несмотря на темную форму и черные фуражки, были не на нашей стороне и немедленно делали движение к телефонной будке, угрожая позвонить медикам. Шприцы у врачей английской скорой помощи не маленькие, а иглы довольно толстые, и желание получить болезненный укол противостолбнячной сыворотки и солидный штраф заставляло выключать насос. Поэтому, в тот момент, когда из трюма ушел последний тюк, мы решили, что время заточения закончилось, однако нас ждало тяжкое разочарование.

Солидная по численности карантинная инспекция с непроницаемыми лицами, понюхов воздух трюмов и поковыряв по углам трюма медицинскими лопаточками, объявила, что увольнение на берег будет разрешено только после тщательной дезинфекции и дезинсекции. На нее ушло двое суток, и вполне вероятно, что нас продержали бы на судне еще дольше, но выручило посольство. Открытие выставки стремительно приближалось, в павильоне СССР конь еще только начал валяться, а конкретнее, оборудование и экспонаты были на месте, но еще в ящиках, и рабочие выставки хронически не успевали с их установкой. В Лондонском порту в эти дни находилось свыше десятка советских судов, и посольство решило использовать моряков на монтажных работах, как-никак более двухсот бесплатных рабочих рук.