Тысяча ночей и еще одна. Истории о женщинах в мужском мире - Ханан Аль-Шейх

– Моя хозяйка обезумела от страсти, дождись, когда она разденется до исподнего, и тогда скинь одежду и беги за ней!

Раздевшись, хозяйка крикнула:

– А ну-ка, догони меня!

Бакбук сбросил одежду в один миг, словно она занялась пламенем, и тогда хозяйка крикнула ему:

– Ты правда меня хочешь?

– Да, да, да! – отвечал Бакбук.

– Тогда попробуй поймай! – отвечала она.

И она стала бегать из комнаты в комнату, а Бакбук гонялся за ней, запыхавшийся и возбужденный, а служанки его подзадоривали: «Ну давай, еще немножко, сейчас догонишь!»

Он бегал из комнаты в комнату, как бешеный пес, обливаясь потом, а его зебб торчал твердый, как сучок. Вдруг Бакбук оказался в темноте и почувствовал, что бежит по голым доскам, но ничто больше не могло его остановить, так он хотел эту женщину. Вдруг пол под ним провалился, и оказался на кожевенном рынке. Когда торговцы увидели его, нагого, с поднявшимся зеббом, без бороды и усов, с красными кустистыми бровями и лицом алым, как зад бабуина, они, хохоча, принялись стегать его кожаными плетками, пока бедняга не лишился чувств. Затем они посадили его на осла и торжественно провезли через весь рынок к начальнику стражи, который спросил: «Что это такое и откуда взялось?»

– Он в таком виде упал из окна дома царского управляющего.

В наказание Бакбук получил сто ударов плетью, и его навсегда выслали из Багдада. Когда два его брата узнали, что случилось, они пришли ко мне просить помощи, зная, что меня иногда зовут ко двору повелителя правоверных. Я поспешил к самому вали, наместнику, и рассказал ему о том, какой Бакбук тихий и смирный, мухи не обидит. Верно, кто-то сыграл с ним злую шутку, предположил я. Вали помиловал Бакбука и позволил мне отвести его домой, к родным. С того дня и до сих пор Бакбук ни разу не переступил порог своего дома. Он не может доверять никому, ни мужчине, ни женщине, ни даже мне, своему спасителю.

Закончив рассказ, Абу Нувас оглянулся на сестер:

– А теперь, почтеннейшие хозяйки, признайтесь мне со всей добротой вашего сердца и сострадательностью души. Не правда ли, эта жестокая, сумасбродная и испорченная женщина поступила подло, вероломно и низко? Ведь Бакбук, без сомнения, претерпел от нее много несправедливости оттого лишь, что был, как говорится, простофилей. На мой взгляд, он, как и все вы, пострадал от женской жестокости. Вы только представьте себе, что бы с ним случилось, если бы я не упросил вали его помиловать. Бедняге пришлось бы бежать прочь от дома и родины, скитаться одиноким изгнанником в глуши, лишенным не только денег, пищи и крова, но и любви, заботы и жалости.

Все сидели, понурив головы, жалея беднягу Бакбука.

– Мой брат рыбак, – сосед Бакбука, – сказал носильщик. – Ты забыл добавить, уважаемый поэт, что Бакбук теперь повторяет не переставая: «За что? За что? За что?», задыхаясь, как избитый до полусмерти мул!

Поэт посмотрел на сестер, чьи лица остались безучастными.

– Но рассказ о Бакбуке – это затравка, все равно что веточка свежей мяты, чтобы раздразнить аппетит. А главное блюдо – конечно же, хитрая Далила.

К великому удивлению всех собравшихся, с места поднялась одна из старших сестер.

– О повелитель правоверных, – сказала она. – Не позволишь мне самой рассказать о Хитрой Далиле? Моя родня ее прекрасно знала.

– Что ж, рассказывай, – ответил калиф.

Она прокашлялась, но Абу Нувас перебил ее, залаяв по-собачьи.

– Утихомирьте кто-нибудь этого шелудивого пса! – раздраженно прикрикнул калиф.

Но старшая сестра, не обращая внимания на шум и гам, начала свой рассказ.

Муж Далилы служил начальником голубиной почты калифа. Когда он умер, семья лишилась его жалованья в тысячу динаров, а жену и двоих детей перестали кормить на дворцовой кухне. Далила пыталась добиться пенсии хотя бы в четверть жалованья мужа, но безуспешно. Чтобы свести концы с концами, ей пришлось стать прислугой. Так она и работала то в одном доме, то в другом, пока не состарилась.

И случилось, что она услышала о двух надувалах, которые приехали из Каира в Багдад и с помощью плутовства так поднялись в свете, что пробрались ко двору самого калифа, и повелитель правоверных поставил их следить за порядком в квартале рядом с городской стеной. Они получили деньги, пищу, а главное – уважение, которого, по мнению Далилы, никак не заслуживали. Она решила, что отомстит за плохое обращение и никакими хитростями и уловками не побрезгует, чтобы выбиться в люди в Багдаде и добиться жалованья своего покойного мужа. Она поклялась, что слава о ее проделках достигнет ушей не только вали, но и самого калифа.

– Я им покажу, что нет мне равных, – я ведь так хитра, что и муравья выдою! – сказала она себе, и оделась, словно суфий, в шерстяной халат до самых лодыжек, повязала широкий пояс, а на голову накинула шерстяной платок. На шею она надела четки, а в руку взяла кувшин с водой, накрыла его тряпкой, а сверху положила три динара.

Спрятав лицо под тонкой чадрой, она пошла по улицам, восклицая: «Аллах, Аллах!» Но из-под чадры глаза ее, точно ястребы, высматривали жертву. «Кого бы мне половчее провести?» – раздумывала она.

Так Далила шла по темным и узким переулкам, где жила беднота, пока не добралась до кварталов побогаче, где обитали люди знатные и состоятельные. Она во все глаза разглядывала улицы, пока не заметила арку, украшенную мрамором, а под ней дверь. Она остановилась перед домом и громче закричала: «Аллах, Аллах, Аллах!»

Из окна выглянули молодая красавица и ее служанки. На красавице было богатое платье, а драгоценности ее сверкали так, что Далила решила непременно выманить девушку из дома и раздеть до нитки. Плутовка завертелась, как дервиш – белые шерстяные одежды, развеваясь вокруг нее, образовали светлый купол.

– Смилуйтесь, Аллах и его праведники, не оставьте нас! – восклицала она, кружась.

Когда привратник дома услышал Далилу, то поспешил поцеловать ей руку, но та отпрянула: «Не подходи, я только что совершила омовение. Но можешь попить из моего кувшина и будешь благословен».

Она быстро повернула кувшин, так что тряпка слетела с него, и к ногам привратника упало три динара. Он подобрал их и хотел вернуть праведнице.

– Мирские богатства меня не прельщают, – сказала Далила громко, чтобы ее услышала красавица, и махнула привратнику рукой, веля забрать монеты себе.

– Воистину, на тебе благословение неба! – проговорил изумленный привратник.

Не обращая на него внимания, Далила брызнула водой в окно, за которым видела женщину.

– Милость Аллаха и его праведников да пребудет с этими женщинами! – стала молиться она.

– Спросите хозяйку, не пригласит ли она эту суфийскую молитвенницу благословить дом. Сразу видно, что эта женщина великой праведности и набожности, – сказал привратник служанкам, выглядывавшим в окно.