День военного ремесла - Алексей Гончаров

не работал, а пиво в трактире лилось рекой, поселение огласили громкие крики. Они доносились с площадки для боевой тренировки.

Как обычно, на открытой площадке собирались жители, чтобы поработать с холодным оружием. Те, кто не умел владеть мечом или ножом, могли освоить нужные в бою приемы, а воины, хоть и посмеивались над неумехами, не отказывались поучить других, а заодно использовали такие сходки как тренировку. Но время от времени у кого-нибудь съезжала крыша, и он начинал чудить. Такого обычно приходилось усмирять всей толпой.

Райс за несколько дней уже успел стать своим человеком в форте, поэтому он бесцеремонно протолкался сквозь толпу.

– Долговязого, Долговязого не пускайте! – кричали кругом.

Свен по прозвищу Долговязый жил в Лихой, а потом перебрался со всеми в форт. Но знали его только по прозвищу. Его рост и простоватый ум ничего другого и не предполагали.

Долговязый и так-то не подарок, а, напившись пива сверх меры, бывал страшен вдвойне. Обычные военные упражнения действовали на него как красная тряпка на пьяного огра. Ворвавшись в гущу фехтующих людей, он исполнял какой-то замысловатый танец, крутя над головой мечом, почти таким же длинным, как и он сам, не обращая никакого внимания на окружающих. Ему не нужен был противник, он просто дурачился, но в запале ему ничего не стоило выбить глаз тому, кто оказывался рядом. Поэтому его старались держать подальше от боевых игрищ, а тут не уследили, и он прорвался в самый центр боевой площадки. Вокруг него сразу образовалось пустое пространство. Долговязый оттягивался по полной программе. Махать мечом в одиночестве ему скоро надоело, и он начал искать, с кем бы схватиться. А это уже было опасно вдвойне.

– Ну, идите, идите сюда! – орал он, крутя над головой клинком.

– Сейчас убьет кого-нибудь, – послышался голос в толпе.

Райс оказался ближе всех к Долговязому и решил не ждать, пока кого-нибудь убьют или искалечат. Выждав момент, когда лезвие меча двигалось от него, он бросился вперед, обхватил Долговязого за талию и свалил на землю.

– Ты… – хрипел Долговязый. – Я тебя… Отпусти…

При этом он старался замахнуться из-за головы мечом и достать Райса.

Райс наступил коленом ему на грудь, схватил за воротник, а другой рукой вывернул кисть. Долговязый замолчал. Хватая открытым ртом воздух, он извивался как рыба на крючке. Меч он уронил.

– Отпусти его! – послышался голос сзади, но Райс в пылу борьбы не обратил на него внимания.

– Ты его задушишь! Отпусти! – вновь послышался голос, и Райс почувствовал, как кто-то сильно потянул его за волосы.

Это было больно, и Райсу пришлось запрокинуть голову вверх. Первое, что он увидел – наклоненное над ним лицо девушки, обрамленное золотистыми локонами.

– Отпусти его, придурок! – требовательно повторила она.

Держала она его за чуб крепко, и Райс, осознав глупость происходящего, разжал кулаки. Долговязый остался лежать на земле пластом. Весь его запал прошел. Девушка в свою очередь, отпустила шевелюру Райса, и он смог встать.

Райс недовольно огляделся. Народ вокруг, как и следовало ожидать, наслаждался представлением. Большинство зрителей ухмылялись.

– Придурок не я, а этот тип, – буркнул Райс. – Он запросто мог кого-нибудь убить.

– Ты его не знаешь, так и молчи, – ответила девушка. – Свен никому еще вреда не причинил.

– А ты его жена или сестра, что ли? – спросил Райс.

– Я Айрис, – обиженно ответила девушка. – Не жена и не сестра. Просто я не люблю, когда так душат.

И она вздернула подбородок.

Айрис нельзя было назвать красавицей – среди деревенских девушек настоящая красота встречается редко, скорее, симпатичная. Ее волосы при внимательном рассмотрении имели не золотистый, а темно-соломенный цвет. Некоторым такой оттенок нравится даже больше. Нос немного широковат для красавицы, а еле заметная горбинка на нем свидетельствовала о сильном характере. Зато подбородок не был таким тяжелым и округлым, какой часто встречается у селянок. Нет, подбородок у Айрис казался достаточно изящным, узким, но имел небольшую ямочку. Руки сильные, они вполне соответствовали характеру.

Когда Райс всё это понял, ему стало еще более неловко. А рядом топтался Долговязый, который не совсем пришел в себя, но уже успел осознать, что несколько переборщил с развлечениями. И, чтобы скрыться, наконец, от любопытных и насмешливых взглядов, Райс предложил:

– Знаете, раз такая фигня, пошли в трактир, запьем это дело. Я угощаю.

К его удивлению, Айрис, кивнула.

– Пошли, – вздохнул Долговязый.

В трактире нашелся свободный стол. Всем подали пиво в больших новых кружках – недавно купцы привозили посуду на продажу.

Райс поднял свою кружку.

– Ты, Свен, на меня не серчай, – примирительно сказал он. – Всякое бывает.

– Да ладно, – засмущался Долговязый и потянулся за своей порцией пива. – На меня это находит иногда. Я понимаю.

– Вот и славненько, – сказала Айрис. – И давайте выпьем за дружбу, и чтобы война поскорее закончилась.

Они чокнулись полными кружками, и звук получился низкий и гулкий.

– Только вот что, – сказала Айрис, когда Долговязый отхлебнул из кружки, – хватит тебе пить на сегодня.

Она ласково, но уверенно отобрала у него кружку и разлила пиво поровну себе и Райсу.

– Закажи-ка ты что-нибудь поесть, – сказала она.

Трактирщик Горм услышал ее слова и как по волшебству оказался рядом. Возможно, он даже когда-то упросил какого-нибудь волшебника обучить его заклинанию Большого Уха. Трактирщикам оно очень полезно.

– Сегодня у нас жареный кабан, – сказал он и уставился на Долговязого.

Но Долговязый соображал медленно, и за него ответила Айрис.

– Давай мясо.

– Как приготовить? – спросил Горм.

– Порежь не очень тонкими ломтиками, – сказала Айрис, – а потом посыпь солью и перцем. И смотри, чтобы было горячее. Побольше принеси.

Трактирщик ушел.

Когда на столе появилось блюдо с аппетитным дымящимся мясом, Айрис сказала:

– Давай, Свен, ешь.

Долговязый взял ломоть мяса, откусил кусочек и принялся жевать. По мере того как он ел, его взгляд становился всё более осмысленным. Парень приходил в себя. Было, все-таки, странно, что деревенский увалень пил, не закусывая, потому что в деревнях пить и закусывать обычно умеют. Но таков уж он был,