Божьи воины - Анджей Сапковский

Отец Фелициан действительно шел в гору. Епископ отличал егоза заслуги. Состоящие в основном из доносов на предыдущего подчиненного,каноника Отто Беесса. Когда в результате доносов Отто Беесс попал в немилость,на епископском дворе стали иначе смотреть на отца Фелициана. Совершенно иначе.Отцу Фелициану казалось, что с удивлением.

«Иду в гору. Ха! Иду в гору».

— Отче.

Он вздрогнул, повернулся. Монах, подошедший к нему такбеззвучно, не был премонстратенсом, носил белую доминиканскую рясу. ОтецФелициан не знал его. Значит, это был человек инквизитора.

«Человек инквизитора, — подумал отец Фелициан, немедленноудаляясь. — Доминиканец, один из известных распоясавшихся и всесильных «белыхпреосвященств». Этот властный, словно у самого епископа, голос. Эти глаза».

Глаза цвета стали.

Зембицкий приют Сердца Иисусова располагался вне городскихстен, неподалеку от Ткацкой Калитки. Когда они туда добрались, было времятрапезы. Исхудавшие и покрытые гноящимися чирьями бедняки поднимались слежанок, брали трясущимися руками миски, макали в них хлеб, размякшие кускизасовывали в беззубые рты. Тибальд Раабе откашлялся, отер глаза, прикрыл носманжетом перчатки. Сталеглазый священник даже внимания не обратил. Нужда истрадания не оказывали на него впечатления и перестали интересовать ужедавным-давно.

Надо было ждать. Девушка, к которой они пришли, была занятав приютской кухне.

Из кухни несло вонью.

Прошло некоторое время, прежде чем она вышла к ним.

«Значит, вот она, Эленча фон Штетенкрон, — подумалсталеглазый. — Не очень привлекательна». Сутулая, серая, узкогубая. Сводянистым взглядом. С волосами, милостиво скрываемыми чепцом и платком. Смедленно отрастающими, некогда модно выщипанными бровями. Эленча Штетенкрон,уцелевшая, во время бойни, в которой погибло шестнадцать мужчин. Единственнаявыжившая. Мужчины, в том числе вооруженные солдаты, погибли. Сутулая дурнушкавыжила. Вывод напрашивался сам собой. Сутулая дурнушка не была простой сутулойдурнушкой.

— Благородная госпожа фон Штетенкрон.

— Пожалуйста, не называйте меня так.

— Хм-м... девица Эленча...

Эленча. Имя тоже необычное. Редко встречающееся. ТибальдРаабе проследил его происхождение — такое имя было у дочери Владислава,бытомского князя. Дед Хартвига Штетенкрона, служивший бытомскому князю, далтакое имя одной из дочерей. Родилась традиция. Хартвиг окрестил своеединственное чадо в соответствии с традицией.

Он дал знак глазами Тибальду Раабе. Голиард кашлянул.

— Девушка, — сказал он серьезно. — В прошлый раз япредупредил вас. Мне надо задать вам несколько вопросов, касающихся...Счиборовой Порубки.

— Не хочу об этом говорить. Не хочу помнить.

— Надо, — сказал слишком резко сталеглазый.

Девушка съежилась, совсем так, словно он замахнулся на нее,погрозил кулаком.

— Надо, — Священник смягчил тон. — Речь идет о жизни исмерти. Мы должны знать. Молодой дворянин, который за два дня до того присоединилсяк вашему эскорту и вскоре от эскорта отделился... Он был среди напавших наПорубке? Вы слышите, Эленча? Среди нападавших был Рейнмар из Белявы?

— Молодой дворянин, — пояснил Раабе, — которого ты знаешькак Рейнмара фон Хагенау.

— Рейнмар Хагенау... — Глаза Эленчи Штетенкрон расширились.— Это... был... Рейнмар из Белявы?

— Он самый. — Сталеглазый сдержал нетерпение. — Ты егоузнала? Он был среди нападавших?

— Нет! Конечно же, нет...

— Почему «конечно»?

— Потому... Потому что он... — Девушка запнулась, умоляющевзглянула на Тибальда. — Ведь он не мог бы... Милостивый государь Раабе... ОРейнмаре из Белявы... Ходят слухи... Якобы... он опозорил... дочку господинаБиберштайна... Милостивый государь Раабе! Это не может быть правдой!

«Очарование, — подумал сталеглазый, сдерживая гримасу. —Очарование дурнушки, влюбленной в мечту, в образ, в строфы из «Тристана»[124] или «Эрека» [125] . Еще одна в нашейколлекции. Что они в нем видят? Кто поймет женщину, тот дьявола съест».

— Значит, среди нападавших не было, — удостоверился он, —Рейнмара из Белявы?

— Не было.

— Наверняка?

— Наверняка. Я бы узнала.

— А на нападавших были черные латы и плащи? Они кричали«Adsumus», то есть «Мы здесь»?

— Нет.

— Нет?

— Нет.

Они помолчали. Кто-то из бедняков неожиданно расплакался.Всхлипывающего успокаивала няня, полная монашенка в рясе клариски.

Сталеглазый не отвернулся. И не отвел глаз.

— Мазель Эленча. Атвоя мать... Мачеха... Оставшаяся вдовойпосле отца, она знает, что ты здесь?

Девушка отрицательно покачала головой. Губы у нее заметновздрогнули. Сталеглазый знал, в чем дело. Тибальд Раабе докопался до истины. Втот злосчастный день рыцарь Хартвиг Штетенкрон вез дочь к живущим в Бардеродственникам. Он вез ее, забрал из собственного — впрочем, очень бедного, —имения, чтобы освободить от завистливой и зловредной тирании мачехи, своейвторой жены. Чтобы забрать из поля досягаемости потных лап двух сыновей мачехи,бездельников и пьяниц, которые после того, как опозорили всех местных иблизлежащих служанок и дворовых девок, начинали уже многозначительнопоглядывать на Эленчу.

— Ты не думала вернуться?

— Мне здесь хорошо.

«Ей здесь хорошо, — мысленно повторил он. — У родственников,до которых она добралась после бегства и бродяжничества, она пробыла недолго.Не успела ни обосноваться, ни привыкнуть, не говоря уж о том, чтобы полюбить.Уже в декабре Бардо захватили, обобрали и сожгли гуситы, градецкие СироткиАмброжа. Родственники, оба, муж и жена, погибли во время резни. Несчастьепреследует эту девушку. Фатум. Злой рок».

Из сожженного Бардо Эленча попала в приют в Зембицах.Осталась там недолго. Вначале как пациентка, погруженная в глубокую, граничащуюсо ступором апатию. Потом, выздоровев, занялась другими больными. В последнеевремя — пронырливый и вездесущий Тибальд Раабе узнал и это — еюзаинтересовались стшелинские клариски, а Эленча совершенно серьезно подумывалао послушничестве.

— Значит, — сделал вывод сталеглазый, — остаешься здесь.

— Останусь.