Остров Сахалин - Эдуард Веркин

Артем крикнул, я повернулась – в меня целился каторжный, в руках у него плясала винтовка, и я успела подумать: отчего неверна его рука – от ужаса, от желания убивать или от предчувствия смерти? И я снова сделала все так, как учил меня отец: быстро, но без паники, прицелилась и нажала на курок, и целившийся в меня каторжник подскочил на воздух, упал уже мертвым. Я отметила, что пистолеты оказывают на противника не только поражающее, но и деморализующее воздействие – грохотом, неотвратимостью, огненными вспышками, каждый мой выстрел достигал цели; каторжные, если в меня и стреляли, не попадали. Артем же продолжал орудовать багром, он делал это так умело, что я стала подозревать о существовании особого боевого искусства обращения с баграми, хотя, скорее всего, это была многолетняя практика. Прикованный к багру. На меня кинулся каторжный с дубиной, патроны в правом пистолете кончились, я застрелила его из левого, потом перезарядила правый, поменяла магазин, и в этот момент на меня бросились двое, заросшие и косматые каторжники, закоренелые душегубы, они были сильно перемазаны в крови. Их я тоже убила. Это получалось легко, по эмоциональности не отличалось от стрельбы по поленьям, ну, за исключением того, что поленья были полезными ресурсами, а каторжные нет. Артем дорабатывал оставшихся; они сопротивлялись, хотя и не очень сильно, было видно, что они смирились со своей участью, понимали, что пощады ждать не стоит. Превосходство Артема в смерти гораздо выше, он был на самом деле точно прикованным к багру, багор стал продолжением его руки, он доставал им врагов, колол, рубил, рвал, и, наверное, минуты за три все закончилось. Стоянка семьи айну оказалась залита кровью и завалена мертвыми телами, те айну, что остались живы, исчезли, сбежав, не забыв освободить своих еще живых товарищей, привязанных к деревьям вниз головами. И один каторжный остался в живых, не знаю, как он уцелел, но теперь он очнулся и пытался спастись – скатился в ручей и попытался убежать, но вода была глубока, а камни скользки, он то и дело обрывался и падал; еще он кричал и смеялся. Я не могла разобрать что, хотя он кричал явно по-японски, видимо, за годы пребывания в каторге язык его смешался и спутался, сделался малоразличимым. Думаю, он умолял о пощаде. Но Артем не собирался никого щадить, он спрыгнул в ручей, поднял окатыш и, резко замахнувшись, как из пращи выпустил камень. Камень угодил в затылок. Затем Артем прикончил каторжного багром.

И всё.

Я посчитала – за несколько минут мы убили пятнадцать человек, хотя людьми они уже не были, не в полном смысле этого слова, но все равно они ходили, смотрели в разные стороны и когда-то были детьми. Кроме каторжных на поляне лежали восемь айну, пять мужчин и три женщины. Я раньше никого не убивала. Никого. Если честно, мне и не хотелось никого убивать. Но ничего необычного я не почувствовала. Артем подошел и улыбнулся; он держал в руках багор, чистый и блестящий от работы. Артем был доволен, взглянув на меня, он сказал:

– Я тоже.

– Что? – не поняла я.

– Я тоже раньше никого не убивал. Это странно, да? Хотя я участвовал…

Артем вдруг поморщился, захлебнулся воздухом, отвернулся в сторону. Его тошнило.

– Надо возвращаться, – сказал он. – Как можно скорее. Ты сможешь бежать?

– Бежать? А как же палатки…

– Бросаем все, кроме воды и оружия. Надо добраться до машины и спешить к Александровску. Хорошо бы добраться до машины часа за четыре…

Я кивнула. Но этого времени нам не хватило. Я бы успела, но Артем нет, он начал задыхаться еще на полпути, и, чтобы он не догадался, что я это заметила, я стала задыхаться сама. Скорость продвижения по тропе снизилась. Да и сама тропа изменилась, подъелась осыпями и пересеклась трещинами, некоторые были широки, и нам пришлось через них перепрыгивать. Спустя три часа у меня заболели ноги, и я попросила отдыха. Мы остановились в тени деревьев, на берегу Белого ручья, отдыхали и пили воду. Я совсем не думала о том, что случилось недавно, ноги болели же. Сам ручей обмелел вдвое, по берегам открылись глинистые плеши, на которых шевелились длинные черви.

Артем тяжело дышал, но старался не подавать вида.

– Ты думаешь, тюрьма разрушена? – спросила я.

– Да. Второй блок точно, ты же видела этих. Надеюсь, что полковник смог оказать сопротивление, теперь это важнее всего.

– Да, это важно…

– Если трясение было сильное, то… – Артем поморщился и вытер лоб. – Возможно, нам не стоит идти к побережью.

– Почему? – не поняла я.

– Если Хираи сумел подавить восстание в городе и занял оборону, то есть шанс дождаться эвакуации морем. Но, если честно, у полковника… не много шансов. Думаю, не стоит спешить к городу.

– Будем надеяться на лучшее, – сказала я. – Полковник Хираи показался мне решительным человеком, думаю, у него в арсеналах достаточно оружия.

Артем пожал плечами.

– Если толчки вызвали волну, то оружие вряд ли поможет, – сказал он. – Посмотрим. Так или иначе, надо спешить.

Я не стала спорить, и мы двинулись дальше, оставив ручей позади. Артем шел первым, осматривая окрестности, видимо, опасаясь засады.

Толчки не повторялись. Я не люблю землетрясения, в последнее время их слишком много. Не разрушительные, но назойливые, они портят посуду и двигают мебель, от землетрясений просыпаешься с песком в глазах и со страхом в душе. Артем больше ничего не говорил, слушал местность. И я старалась слушать, но ничего необычного, тихо. Когда такое случается дома, то никакой тебе тишины – сирены пожарных машин, вертолеты, крики, шум и суета вокруг. Здесь же наоборот. Покой. От этого не по себе. Поэтому я держала руки поближе к пистолетам. Но нам никто не встретился, тропа от Белого ручья до места, где мы оставили вездеход, оказалась безлюдна. Повезло.

Артем запрыгнул за руль, я устроилась рядом.

– Мы едем к Александровску? – спросил Артем на всякий случай.

Я кивнула.

Артем повел. Русло пересохшей реки изменилось. Видимо, толчки отпустили ключи и русло наполнялось пыльной жижей. Машину кидало от берега к берегу, она подпрыгивала на корягах и камнях и буксовала в лужах, которые стали заметно глубже. Артем не берег машину, стараясь проскакивать препятствия на скорости, перепрыгивая, переваливаясь, два раза срывали покрышки с левой стороны, и Артем терпеливо их менял. Я даже не надеялась, что все разрешится благополучно. И боялась спрашивать Артема о том, что нам делать, если полковник Хираи потерпел неудачу.

Через некоторое время мы приблизились к Александровску, сам город не был виден, зато поднимающийся над ним дым можно было разглядеть, наверное, с другого конца острова. Артем сказал, что въезжать в город на машине опасно, лучше оставить ее здесь и осмотреться. Мы снова укрыли машину в зарослях кустарника, поднялись на сопку… Перед нами предстал Александровск.

Артем долго смотрел на догорающий город, а потом сказал, что нам не следует спускаться с горы и, пока еще есть возможность, следует сесть в машину и как можно скорее ехать в Тымовское. Скорее всего, толпа из Александровска отправилась туда коротким путем через тайгу, у нас же с машиной будет преимущество и шанс добраться дотуда первыми. Если Тымовское не разрушено землетрясением, то откроется возможность отступления на юг, под защиту сил самообороны и береговой охраны.