Стертые времена - Владимир Гой

Неподалёку был магазин, я успел туда забежать, купить какую-то замученную розу, бутылку шампанского и коробку конфет, потом быстро вернулся назад, где встал часовым возле дверей подъезда.

Лана пришла даже немного раньше. Я повёл её вверх по старой крутой деревянной лестнице. Она удивлённо и с опаской смотрела на меня, словно гадала, что я придумал в этот раз. Я постучал, дверь открылась, и на пороге показался Нормунд, а я от удивления чуть не скатился вниз.

Он был не в своём обычном растянутом свитере, который придавал ему особый богемный колорит, а в рубашке с элегантным галстуком-бабочкой и со своей неизменной сигарой, которую он вынимал, наверное, только перед сном. Было видно, что за это короткое время он основательно подготовился. Мой рассказ о Лане произвёл на него впечатление, и он хотел в свою очередь произвести впечатление на неё. И у него это получилось.

Она рассматривала его картины, развешенные по всем стенам, подолгу останавливаясь у каждой. А мы понемножку выпивали и наблюдали за её реакцией. Он показал мне взглядом, что моя подруга ему понравилась. Она стала задавать Нормунду вопросы о его живописи, он отвечал, а она не отходила от картин, словно пыталась в них что-то найти. А потом спросила:

– Вы, наверное, любили эту девушку?

Он вопросительно посмотрел на меня, не рассказывал ли я ей что-нибудь. Я отрицательно покачал головой.

– Вы очень проницательны! Она много для меня значила. Но сейчас это уже воспоминание, оставшееся только на полотнах и где-то глубоко во мне.

Лана наконец оторвалась от картин и присоединилась к нам.

Мы с Нормундом начали вспоминать Стокгольм, каждый из нас бывал там по многу раз – он ездил туда с мольбертом, а я по делам и заодно просто прогуляться по ресторанам и дискотекам. Мы вспоминали, как теплоход подплывает к городу, минуя небольшие красивые острова, какая в городе атмосфера в выходные вечером, отметив один серьёзный недостаток – вечером, кроме ресторанов, там выпивки не найти нигде. Она слушала нас с интересом и насмешливо улыбалась нашим мужским проблемам.

Через большое окно открывался изумительный вид на крыши Старого города и церковь Петра. Мне казалось, что это какая-то Северная Италия: кто-то сушил выстиранное бельё на натянутых между домами верёвках, из распахнутых окон выглядывали любопытные хозяйки, переговаривались между собой и заглядывали сверху вниз в чрево города, а ленивые загорали на крышах, чтобы не тащиться к морю через жаркий город, и попивали пиво.

Лана сидела в кресле у этого окна, в руке у неё был фужер с шампанским, но к нему она почти не прикасалась, Нормунд развлекал её рассказами о живописи, а я почти всё время молчал. Потом она извинилась и сказала, что ей пора. Нормунд поднялся и галантно поцеловал ей руку.

– Вы всегда будете желанной гостьей у меня в мастерской, заходите в любое время!

Попрощавшись с хозяином, мы вышли из мастерской. Когда за нами закрылась дверь, я притянул её к себе и захотел поцеловать. Но она отворачивала губы, а я не хотел её так отпускать и нашёл их своими губами. Сначала они были сжаты и тверды, как камень, потом становились всё мягче и мягче, и наконец она сама меня обняла за шею и долго не отпускала. И мы застряли на лестнице…

Внизу хлопнула входная дверь, кто-то поднимался, скрипя ступеньками, наверх. Лана быстро стала поправлять свою одежду, волосы, и мы замерли, как школьники, возле дверей мастерской, прислушиваясь к этим шагам. Потом этажом ниже зазвенели ключи, заскрипела открывающаяся дверь, и опять наступила тишина. Мы стали тихонько спускаться вниз, словно совершили какое-то преступление. Перед тем как выйти из подъезда, я снова поцеловал её в эти неудержимо манящие меня губы.

– Ты ненормальный! Я с тобой больше по подъездам ходить не буду! Как я смогу в таком виде прийти домой? Мне придётся заехать к маме!

Мы вышли из подъезда, я хотел её обнять за плечи, но она отстранилась:

– Генрих, мне правда очень хорошо с тобой, только давай не будем портить друг другу жизнь. Не надо всё это афишировать, а то я буду считать, что сделала большую ошибку!

Я сразу убрал руку и поклялся, что буду делать всё, как она скажет.

– Вот этого тоже не надо! Если ты будешь делать всё, что я тебе скажу, ты мне быстро станешь неинтересен. Просто выполни то, что я сейчас попросила!

– Конечно! – я согласен был пообещать всё что угодно.

Мы расстались сразу за углом дома – так захотела она. Я, как всегда, смотрел ей вслед, мне нравилась её упругая походка, лёгкое женственное покачивание бёдер, и я чувствовал, что она знает, что я смотрю, как она уходит, и думаю, неужели не обернётся. Она обернулась и на прощание махнула мне рукой.

На следующий день я опять ей позвонил:

– Лана, тут намечается классная тусовка, слёт рокеров, километров пятьдесят за городом. Твоих знакомых там точно не будет. Сможешь поехать? Тебе понравится, это на берегу моря, недалеко от того места, где мы с тобой были на Лиго!

Она сразу согласилась.

Я начищал свой боевой чоппер до блеска. Каждая его никелированная деталь могла запросто заменить зеркало. После долгих трудов я накрыл мотоцикл брезентом, чтобы ночью его не заляпал случайный дождь. Мне очень хотелось произвести на неё впечатление.

Она стояла в легком светлом платье в зелёный горошек, в руках спортивная сумка. Когда я подъехал на своем эффектном «харлее», ее взгляд стал испуганным. Мне хотелось её удивить, но не испугать. Я уже понял свою ошибку, что не предупредил её, – она была одета совершенно не для поездки на мотоцикле.

– Ты зря мне не сказал, что мы поедем таким образом, я бы надела джинсы. Мне так будет очень неудобно!

У меня моментально родился план:

– Сейчас всё исправим. Садись, тут недалеко!

Она осторожно села позади меня, и я медленно тронулся с места.

В фирменном магазине «Левис» работал мой старинный приятель, к тому же рокер Вилнис. Он быстро подобрал Лане симпатичные джинсы и куртку и на прощание тихонько мне сказал:

– Если шмотки будут в нормальном состоянии, возьму назад, если нет – придётся платить! Я тоже скоро туда выезжаю!

– Ты настоящий друг! – я крепко пожал ему руку.

В джинсовом прикиде она очень изменилась, в ней появилось что-то мальчишечье и слегка хулиганистое. Сейчас она соответствовала облику наездницы «харлея». Мы быстро пронеслись через весь город к месту встречи со всей кавалькадой, а оттуда, оглушая окрестности клокотом и рёвом мотоциклов, не торопясь поехали к месту проведения сборища. Большая часть рокеров по традиции была уже крепко под градусом, но это были опытные ребята и свои чопперы держали ровно.

Через пару часов мы уже въезжали на большую поляну, где стояло больше пяти сотен мотоциклов, это был своеобразный музей под открытым небом. Все ходили от одного мотоцикла к другому, рассматривали, пробовали на нём посидеть, завести, послушать его булькающий звук и потом перейти к другому. Мне нравилось смотреть на Лану, как она расспрашивала владельцев об их любимцах, словно сама этим увлекалась. А эти бородатые татуированные дядьки в кожаных куртках, для которых мотоцикл был смыслом жизни, были рады поболтать с такой красоткой.