Пожизненный найм - Катерина Кюне

Уже в полудреме, перед тем, как оттолкнуться от пирса и отправиться в свободное плавание по открытому морю снов, Лия по инерции смахнула очередную страницу и увидела фотографию, на которой Грушин и Кострома жали друг другу руки. Сегодня днем президент России Сергей Грушин встретился с вице-президентом «Нефтеальянса» Аркадием Костромой. В ходе встречи обсуждалась судьба российской нефти на мировом рынке.

«То есть он был у Грушина, а я сидела у него?» – догадалась Лия. Она хотела подумать об этом более обстоятельно, но воображение уже перенесло ее в кабинет Костромы. «Зачем же он выращивает лопух на подоконнике?» – удивилась Лия, все ещё пытаясь вспомнить, почему она здесь оказалась. Но вспомнить ей ничего не удалось, потому что ее лодка медленно удалялась от берега.

* * *

…Они с Костромой неслись на оленьей упряжке по припорошенной снегом лесотундре, а за ними гнались разъяренные индейцы на лошадях. Лия долю секунды попыталась понять были ли это апачи-команчи-ирокезы или другие какие шошоны, но потом сообразила, что в племенах натуральных американцев она разбирается не лучше, чем в отечественных хантах и мансях, то есть, никак, и поплыла дальше.

Несмотря на холод, индейцы, как и положено дикарям, были полуголые, в одних белых меховых жилетах. Пугая боевой раскраской на лицах и издавая традиционный индейский клич, они обстреливали упряжку из луков и метали в сторону Лии и Костромы томагавки. Когда недалеко от Лииных ног, укутанных мягкой звериной шкурой, воткнулась стрела, она, кивнув в сторону лежащего в упряжке укороченного автомата, спросила:

– А почему мы не отстреливаемся?

– У меня лицензия на отстрел просрочена, – ответил ей Кострома. – Ты потерпи немного, уже совсем близко резиденция президента. Сейчас продлим у него лицензию, обратно веселее поедем.

Лия еще плотнее укуталась в шубу и стала ждать. Мимо проплывали кривые, сгорбленные елки, похожие на ведьм в старомодных зеленых пальто. Попадались усыпанные красными ягодами рябины. На одной такой рябине Лия разглядела навесные замки и разноцветные ленточки, которые весело развевались на ветру. «Вот куда теперь свадьбы возят, оказывается», – подумала она, и в этот момент олени стали замедлять ход, а индейцы куда-то исчезли, видимо, отстали.

Кострома молча вылез из упряжки, Лия поспешила за ним. Посреди лесотундры стояла одинокая, маленькая, покосившаяся деревянная избушка с белыми тюлевыми занавесками в окнах. «Пока мы будем исследовать эту холобуду, индейцы точно нас нагонят и возьмут в кольцо. Тогда придется отстреливаться без лицензии», – с тревогой подумала Лия. Кострома толкнул деревянную дверь на массивных проржавевших петлях и они оказались в тесной комнатушке. На стене напротив входа висела икона «Царь-страстотерпец Николай», под ней стоял некрашеный деревянный стол, а подле него длинная лавка. Больше ничего не было, только большой пузатый самовар на подоконнике. На лавке спиной к ним сидел какой-то человек в невзрачном сером наряде, напоминающем монашескую рясу. Услышав за спиною шум, он, не оборачиваясь, поднял вверх указательный палец в предостерегающем жесте.

– Сергей Борисович, это я, Аркадий, – ответил ему на это Кострома.

– А, Кострома, – радостно отозвался незнакомец, вставая.

Лия уставилась на хозяина и даже онемела от удивления. Это был Грушин! «Так вот она какая, резиденция президента!», – пронеслось у нее в голове. «А говорили – дворец за миллиарды, экзотические птицы в золотых клетках, раковины из горного хрусталя…»

– Может, молока выпьете с дороги? – Грушин отступил от стола, и оказалось, что на нем, на этом самом столе, стоит белая пластиковая бутылка и граненый стакан с остатками молока. Тут же было несколько чистых стаканов, перевернутых вверх донышками.

– Нет, спасибо, мы проездом, нам лицензию продлить надо, – Кострома достал из нагрудного кармана какой-то мятый листок, расправил его и протянул Грушину. Грушин, не глядя в листок, подмахнул свою подпись.

Лия все ещё не вполне пришла в себя, а Кострома уже тянул ее обратно на улицу. Около упряжки она оглянулась на избушку и только сейчас заметила, что на крыше, золотясь в лучах солнца, медленно поворачивается на ветру массивный золотой флюгер в виде двуглавого орла.

– Как будто леденец воткнули, – почему-то произнесла Лия в пространство и проснулась.

* * *

На следующий день после теракта Федя проснулся непривычно поздно, часов в пять вечера, когда все, даже самые закоренелые трудоголики, уже съели свой бизнес-ланч: кто-то из трех блюд в прохладном кафе, кто-то из пары домашних котлет на офисной кухне, а кто-то и резиновую лапшу из пластмассового стаканчика не отрываясь от монитора.

Какое-то время Федя лежал на спине и неподвижно смотрел в белый потолок, на тонкую извилистую трещину, которая еле заметно и неведомо когда проступила прямо над его кроватью. Вставать было незачем, и даже просто двигаться не хотелось, и Федя пытался припомнить, что снилось ему ночью. Но, несмотря на неясные, тревожные образы, которые все ещё метались в его голове, как обрывки взорвавшегося воздушного шара, он не мог вспомнить ничего связанного, кроме барханов какой-то непроглядной, вязкой, зыбучей темноты.

В квартире было тихо, и только в ванной из неплотно закрытого крана, издавая однообразный звук, падали тяжелые капли воды. Федя перевел взгляд на окно. В его детстве все лето окна в их крохотном глинобитном доме были открыты, и в них зеленел большими пахучими листьями грецкий орех. Но сейчас за плотно задраенным пластиковым стеклопакетом Федя увидел тоскливую, непрозрачную пелену белесого дыма, сквозь который еле-еле проступали очертания дома напротив.

Как и почти каждое лето многие годы подряд в окрестностях города что-то горело – то ли лес, то ли торфяники, то ли чьи-то дачи. Откуда это что-то бралось – понять было нельзя, потому что по разумению простого человека все должно было выгореть под корень уже лет десять как. Возможно, оно отрастало в те редкие лета, когда МЧС особо тщательно ужесточало пожарный контроль – в смысле, выдавалось необыкновенно холодная, дождливая погода. Но такие года бывали нечасто, а к пожарам все уже настолько привыкли, что ещё в мае вместе с шортами привычно доставали респираторы. Для тех, кто не любит два года подряд ходить в одном и том же, респираторы продавались на каждом шагу: рядом с жевательной резинкой в супермаркетах, в сигаретных ларьках, даже бабушки вместе с лесной земляникой и грибочками торговали ими возле выходов из метро.

Правда, повседневные респираторы стали не такими, как раньше. Китайцы, что производили их на подмосковных заводах, изгалялись на все лады: оранжевые для оригиналов, белые с кружевами для мечтательных тургеневских барышень, небесно-голубые с бусинами для романтических натур, блестящие – под вечерние платья. А ещё совмещенные с длинным намордником для немецких овчарок, крохотные, с алыми лентами, для собачек чау-чау, пахнущие колбасой для строптивых котов. Может быть, они, производители респираторов, и устраивали ежегодное аутодафе, обложив город сухим хворостом, облитым жидкостью для розжига?..