Заклятие сатаны. Хроники текучего общества - Умберто Эко

Рискну заметить, что в прошлом тоже случались ужасные катаклизмы, погубившие десятки тысяч людей, и, бывало, они происходили в таком же временном промежутке (очень узком), какой был между азиатским цунами и американским ураганом «Катрина». Об одних мы что-то слышали – некоторые легли в основу литературных произведений: гибель Помпей, например, или землетрясение в Лиссабоне[259]. О других же, таких как извержение вулкана Кракатау[260], сохранились лишь туманные и наводящие ужас известия, но в целом, я думаю, можно предположить, что десятки и сотни разных катаклизмов сеяли смерть на далеких берегах, в то время как мы занимались своими делами. То есть в глобальном обществе быстрота распространения информации приводит к тому, что мы узнаем (мгновенно) о любом трагическом событии, случившемся даже в самом отдаленном уголке земного шара, и создается впечатление, что в наши дни происходит больше природных катаклизмов, чем раньше.

Я думаю, к примеру, любой средний телезритель задается вопросом, что за таинственный вирус поражает сегодня мам, убивающих собственных детей. В этом трудно винить озоновую дыру. Здесь кроется нечто другое. Действительно, это другое есть, но оно совершенно не скрыто. Детоубийство было всегда, ни для кого не секрет, в истории это довольно распространенный вид спорта, и еще греки ходили в театр, чтобы поплакать над Медеей, которая, как известно, убила своих детей тысячу лет назад, и только для того, чтобы досадить мужу. Утешает, однако, что из шести миллиардов жителей планеты матери-убийцы всегда составляли процент со многими нулями впереди, поэтому не стоит подозрительно оглядывать всех женщин с колясками.

Тем не менее, если посмотреть наши выпуски новостей, создается впечатление, что мы живем в каком-то круге ада, где не только мамы убивают по ребенку в день, но четырнадцатилетние палят из винтовок, иммигранты то и дело грабят, пастухи режут уши[261], отцы пускают в расход все семейство, садисты добавляют отбеливатель в бутылки с минеральной водой, ласковые внуки расчленяют бабушек. Конечно, все так и есть, но это статистически нормально, и никто при этом не вспоминает счастливые и спокойные послевоенные годы, когда мыловарщица варила соседок, Рина Форт разбивала молотком головы деток своего любовника, графиня Беллентани тревожила ужины аристократов выстрелами из револьвера[262].

Если сегодня «как бы» нормально то, что время от времени некая мать убивает своего ребенка, менее нормально то, что множество американцев и иракцев взлетает каждый день на воздух. Тем не менее про убитых детей мы знаем всё, а про количество взрослых смертей крайне мало. Сегодня серьезные газеты прежде всего освещают на своих страницах вопросы политики, экономики, культуры, затем отводят место биржевым сводкам, объявлениям и некрологам, пристрастием к чтению которых отличались наши бабушки, и, за исключением действительно особых случаев, посвящают криминальной хронике лишь несколько колонок. Могу сказать, что раньше она не занимала суммарно больше места, чем сегодня, и читатели, жаждущие крови, должны были покупать специальный выпуск, вроде журнала Crimen, – так же как, вспомним, телевизионные сплетни оставались в иллюстрированных журналах, которые можно было найти в парикмахерской.

А теперь наши выпуски новостей после обязательных сообщений о войнах, массовых убийствах, терактах и прочем, после ряда осторожных высказываний об актуальной политике – таких, чтобы не слишком пугали телезрителей, – переходят к хронике преступлений: матере-сестро-жено-брато-отце-детоубийства, ограбления, похищения, перестрелки. В довершение, чтобы зритель не чувствовал себя обделенным, – кажется, что хляби небесные разверзлись как раз над нашим регионом, и такой дождь, какого отродясь не бывало, по сравнению с ним Всемирный потоп – ерунда, немного кран потек.

Есть в этом что-то тайное, вернее – явное. А именно: не желая компрометировать себя новостями политически и экономически опасными, руководители наших телеканалов сделали свой выбор – журнал Crimen. Прекрасный видеоряд проломленных топором черепов сдерживает народ, чтобы никакие дурные мысли не лезли ему в голову.

Я сидел в поезде, листая газету, когда синьор по соседству со мной завел разговор: «Читали, в какое время мы живем? Один убил беременную жену, другие недавно зверски расправились с семьей соседей, и только потому, что те слишком громко включили радио. А румынская проститутка, которая ткнула зонтиком девушке в глаз из-за пустячной ссоры? А сколько матерей сейчас убивают своих детей? А этот, который застрелил дочь (разумеется, иммигрант, к тому же мусульманин), хотел помешать ей выйти замуж за христианина? А еще раньше, помните, девушка из Нови расправилась с матерью и младшим братом? А те, которые украли ребенка у соседа и потом убили его, потому что он плакал? Что же такое, что происходит?»

Я осторожно замечаю, что, очевидно, это далеко не все. Если б он внимательно читал то, что читал я (возможно, в интернете), он бы понял: список на этом не заканчивается. Вы слышали про эту историю в Пьяченце? Добиваясь благосклонности одного типа, от которого зависел успех предприятия, некто Менини отдает ему свою дочь, прекрасно зная, что тот, человек без принципов, ее погубит, после чего совершенно спокойно уезжает в командировку. Тем временем, пользуясь отсутствием мужа, подающий надежды юноша по имени Эгиди решает утешить госпожу Менини. Этот ловкач становится ее любовником, а когда Менини возвращается из поездки, убивает его при содействии госпожи. Убийцу не находят, все рыдают на похоронах, однако сын Менини начинает что-то подозревать. Он возвращается из-за границы, где был по программе Erasmus, убивает Эгиди, а потом и мать (кстати, его пытается спасти сестра, запутывая следствие). «Что творится, что творится», – вздыхает сосед.