Дознание в Риге - Николай Свечин

– И что?

– Звали его Язеп Титус.

– Титус?

– Точно так.

– Когда это было? – оживился конторщик.

– Да в январе. И вот от него узнал про вашу «Дюну». Очень Язеп ее хвалил. А когда узнал, что собираюсь в Ригу возвращаться, то сказал: приходи туда. Я-де слово замолвлю. Там, в «Дюне» то есть, служат добрые и славные люди. Они войдут в твое положение.

– Ага… Титус… Был у нас такой клиент. Вы знаете, что с ним стало?

– Да. Зашел я к нему домой. А мне и говорят: убили Язепа и ограбили. В земле уж лежит. Эх… А я, признаться, на него надеялся. Какой опасный город стала Рига! Когда уезжал отсюда двадцать лет назад, такого не было.

В поведении конторщика что-то изменилось. Он сел напротив гостя и внимательно в него всмотрелся. Будто только что увидел. Тот был невозмутим и чуть-чуть лукав. Словно хотел сказать: мы оба недоговариваем, и оба это знаем…

– Значит, вы химик и имели дело с производством пороха?

– Да.

– И добрый знакомый господина Титуса?

– Да.

– Тогда позвольте представиться: Фриц Янович Клауэ, помощник директора.

– Очень приятно!

– То, что вы рассказали, Юрис Рейнович, довольно интересно. В Митавской части открылся патронно-капсюльный завод. Вы ведь сведущи и в этом?

Соискатель развел руками:

– Кто делал порох, сделает и патроны.

– Я так и думал. На этом заводе иногда появляются вакансии. Неплохие вакансии. Заполните покамест анкету и оставьте у меня. Зайдите через неделю. Вы где остановились?

– В меблированных комнатах Мишке, Антонинская улица, дом четыре.

– Это возле номеров фон Радекки?

– Соседнее с ними здание.

– Тогда я его знаю. Ну, не буду вас больше задерживать.

– Спасибо огромное, герр Клауэ. Так я смею надеяться на благополучный исход?

– Сделаем что сможем, герр Гулбис. Времена сейчас трудные, в промышленности кризис. Но хорошему человеку почему бы не помочь?

Гулбис вышел из конторы и сразу отправился в ресторан номер десять. Заказал там кружку темного пива, хотя раньше всегда брал светлое. Сидевший за соседним столом мужчина расплатился и медленно побрел в сторону Двины. Вдруг он поднял руку, приманил извозчика и скомандовал:

– На Первую Выгонную дамбу.

Возле дома номер семь ходил часовой с винтовкой. Человек негромко сказал:

– Вызови подполковника Баранова.

Через десять минут из штаба 3-го корпуса ушла в Военное министерство шифрованная телеграмма. Там было всего несколько слов: «Титус навестил Дюну тчк Арзамасцев тчк».

Утром Гулбис обнаружил за собой профессиональную слежку. Он не подал виду и продолжил фланировать по бульварам. Вечером оказалось, что вещи постояльца кто-то тщательно обыскал.

В Петербурге день спустя развивались свои события. На углу Конторской улицы и Среднего проспекта, что в Большой Охте, появился человек. Он шел с бумажкой в руке и смотрел на номера домов. Увидев нужный, обрадовался и подозвал дворника. Мрачный детина нехотя приблизился:

– Чаво?

– На-кось гривенник.

Монетка исчезла в лапе дворника, и тот сменил гнев на милость:

– Чаво?

Слово было то же самое, но интонация другая, добродушно-заинтересованная.

– Тут у вас мой приятель жил, латышского роду-племени.

– Гулькин, что ли?

– Не Гулькин, а Гулбис!

– Один черт…

– Да не один, а совсем даже другая фамилия.

– Ну, жил.

– Где он сейчас?

– Съехал твой Гулькин. Недели три как нет.

– А куда съехал, знаешь?

– Ага.

Дворник многозначительно замолчал.

– Не томи душу, сарданапал. Получил ведь гривенник. А ничего умного еще не сказал!

Поняв, что больше ему не обломится, детина продолжил:

– Приятель твой порох делал. Тут, считай, все этим занимаются.

– И что?

– Ты слушай, слушай. Вот. О чем я? Об порохе. Казенный завод вон тама, аж на пять верст вдоль Охты растянулся.

– Ты бы мне про Гулькина… Тьфу! Про Гулбиса.

– Будет тебе што хошь. Вот. О чем я? Об порохе. Уехал твой приятель в Шлиссельбург, на частный пороховой завод.

– Да ну!

– Вот тебе и да ну. Там, стало быть, нужны те, кто порох делать умеют.

– Ах ты, чуть-чуть не застал. Надо, значит, мне в Шлиссельбург ехать…

– Не надо, – веско сказал дворник и опять замолчал.

Незнакомец ругнулся и полез в карман. Положил на грязную ладонь парня пятиалтынный и приказал:

– Говори!

– Завод-те там частный, хозяин имеется.

– И что?

– Ты слушай, слушай. Хозяин про твово товарища справку навел. А ево, штоб ты знал, отставили с казенного места со скандалом.

– Вот те на!

– Ага. Об чем я? Об порохе. Воровал он ево с завода, твой Гулькин. И попался. Как прознали об том в Шлиссельбурге, сразу от ворот поворот.

Незнакомец от безысходности даже снял картуз.

– Елки зеленые, где же мне его теперь искать?

– Тово не знаю. Приходил сюда Гулькин. Расстроенный – страшно смотреть. Неделю назад приходил. Надо, говорит, куда подальше отсюдова уезжать, иначе мне службы не найти. Или, значит, в Польшу. Или в… как ее?

– Может, Ригу?

– Не, по-другому как-то… Финляндию, что ли.

– Лифляндию?

– Во! Он оттудова родом, черт чухонский.

Мужчины постояли, помолчали. Потом дворник сказал сочувственно:

– Ты поосторожней с ним, с Гулькиным. Жулик он.

– Жулик?

– Ага. Так мне на Пасху двоегривенный и не дал. Ладно, хоть ты за него заплатил.

Незнакомец с бумажкой выругался и пошел к пристани.

В полночь подполковник Артлебен, помощник делопроизводителя Военно-ученого комитета, слушал доклад. Унтер-офицер служительской команды Военного министерства Грошевой рапортовал:

– Переплыв на другой берег, субъект отправился в Таврический сад пешком. Погулял с полчаса, а затем двинулся на Преображенский плац. Встал посередке.

– Хотел убедиться, что нет слежки, – усмехнулся подполковник.

– Так точно. Он и в саду все время оглядывался, шнурки завязывал и все такое.