Дневники исследователя Африки - Давид Ливингстон

15 февраля. Читапангва пришел рано утром, и я показал ему, что одеял у меня нет. Он взял старое и сказал, что дело кончено. Можно было избежать этого длительного недоразумения, если бы Абрахам полностью передал мне то, что вождь сказал в самом начале.

16 февраля. Вождь предложил мне корову за кусок красной шерсти, и после долгих разговоров, когда Читапангва поклялся, что после заключения сделки не будет никаких новых требований, я отдал ему эту шерсть, отрез ткани и немного бус в обмен за хорошую жирную корову. Длина отреза шерсти равнялась двенадцати футам.

Не так плох вождь, как трусливы мои слуги. Они разговаривают с ним тонким щебечущим голосом и не говорят того, что, наконец, должно быть сказано, так как в глубине своей трусливой душонки уверены, что лучше меня знают, что следует сказать.

Весьма вероятно, что появятся люди, которые смогут вести их за собой. Но моих качеств недостаточно для их воспитания.

17 февраля. Слишком болен ревматической лихорадкой, чтобы служить воскресную службу. Это первый приступ болезни, которой я никогда не болел, а у меня нет лекарств! Уповаю на Господа, врачующего народ свой.

18 февраля. Корову поделили сразу. Предыдущую мы приготовили и каждый вечер давали всем хороший, сытный обед.

Гул воды, ударяющейся о камни или переливающейся через них, в большинстве потоков этой горной местности слышен на значительном расстоянии. Поэтому здесь никогда не бывает совсем тихо. Здешняя порода – глинистый сланец, красный и белый (по-шотландски «киль»).

19 февраля. Читапангва просил меня пробыть здесь еще день, чтобы один из моих слуг мог залатать одеяло, которое было в употреблении каждую ночь с апреля. Я чувствовал слабость и головокружение и согласился. Великолепный день, яркое солнце после ночного дождя. Редко проходят сутки без дождя, и никогда не бывает и полусуток без грома.

Красное дерево (Baphia nitida) называют здесь моломбва. Оно растет тут в изобилии. Жители сдирают кору, кипятят ее и размалывают в мелкий порошок. Масса эта кроваво-красного цвета широко применяется для украшения: ею сбрызгивают ткань из коры и намазывают голову. Массу формуют в большие шары, она называется мкола. Листья дерева перистые, ланцетовидные; дерево достигает в высоту сорок – пятьдесят и в диаметре пятнадцать – восемнадцать дюймов. Листья покрыты тонкими жилками, сверху гуще, снизу реже.

Абрахам сообщил мне, что растение ньюмбо (или мумбо) легко размножается посадкой отрезанных стеблей или корней. Пучок стеблей хранят в земле для посадок будущего года, от них отрезают маленькие куски, которые легко укореняются. Ньюмбо цветет, как горох, но семян мы ни разу не видели. Джемс говорит, что у него на родине клубни совсем белые. Те, что я видел, после кипячения имеют зеленоватый оттенок.

20 февраля 1867 г. Перед выходом я сказал вождю, что у меня тяжело на душе, так как он расстается со мной не так сердечно, как мне хотелось бы. Он немедленно распорядился, чтобы с нами выступили его люди, и подарил мне на память латунный нож в ножнах из слоновой кости, который он сам долго носил. Он объяснил нам, что мы должны идти на север, потому что, уклоняясь к востоку, мы в конце концов будем вынуждены повернуть на запад и израсходуем все наши ткани, раньше чем достигнем озера Танганьика. Вождь поднял с земли кусок глины и потер им язык в знак клятвы, что все сказанное им – правда; он проводил нас немного, чтобы удостовериться, что все в порядке; так мы расстались.

Вскоре мы поднялись на плато, край которого охватывает деревню Молембе. Здесь много диких свиней и заметны следы возделывания почвы в прежнее время. После короткого перехода пришли к сочащейся водной лужайке, окруженной изгородями, капканами и ямами; здесь мы ночуем: у меня болят ноги, чувствую слабость. Кругом много камня, все тот же доломит, что и на хребте к югу отсюда, между Лоангвой и Чамбези; камень покрыт, как и там, лишайником, орхидеями, молочаем и горной растительностью: твердолиственными акациями, рододендроном, масуко. Камедное дерево, если личинка проест его кору, выделяет из веток массу мягкой липкой смолы, желтовато-коричневой и светло-серой; смолы выделяется столько, что ею можно наполнить тарелку для супа. По-видимому, смола выделяется только в период дождей, и сейчас все деревья полны соков и смолы.

21 февраля. Ночью то и дело раздавался сильный и близкий гром, лил дождь, промочивший шалаш моих людей. Дороги покрыты лужами или текучей водой, илистые рукава речек полны, речки разлились, там и тут из почвы выступают доломитовые скалы. Против моего желания тропа уводила нас на запад. Я нашел тропу, ведущую к северу, но мои люди сделали вид, что не заметили сделанных мной отметин, и пошли на запад, очевидно, боясь навлечь на себя неудовольствие Моамбы, если пройдут мимо его деревни и не зайдут в нее. Я отыскал их в старой хижине. Они сказали, что заблудились, на самом деле они и не сходили с тропы, ведущей на запад.

22 февраля. Пришли к Меренгу, непересыхающей речке, текущей на север. Встретили здесь людей Моамбы, но отказались идти в деревню; жить в хижинах неприятно: в них нередки насекомые, и через маленькое входное отверстие на тебя глазеет толпа. Любопытные часто закрывают его так, что делается темно, более смелые делают замечания на наш счет, затем, расхохотавшись, убегают.

Устроили стоянку на правом берегу Меренгу в лесу, известив Моамбу, что намерены остановиться здесь. Он прислал за нами делегацию: сначала всех своих молодых людей, затем стариков, наконец, пришел сам со свитой человек в шестьдесят. Я объяснил, что заболел, живя в Молембе в маленькой хижине, что мне лучше на свежем воздухе, что в хижинах насекомые и что я не собираюсь оставаться здесь долго, а пойду дальше по намеченному пути. Он уговаривал нас прийти в деревню и дал нам козу с козленком и громадный тыквенный сосуд с пивом. Я обещал посетить его на следующий день и так и сделал.

23 февраля. До деревни Моамбы отсюда миля. Она стоит на левом берегу Меренге, реки побольше, чем Меренгу, текущей на север; ее берега и илистые рукава поросли высокими прямыми вечнозелеными деревьями. Деревня окружена частоколом и сухим рвом шириной в пятнадцать – двадцать футов и такой же глубины. Долго беседовал с Моамбой. Это крупный, толстый мужчина, похожий на трактирщика, левый глаз его немного косит, но он умен и приветлив. Подарил ему отрез; он дал мне муки из маэре, сколько мог снести человек, и большую корзину земляных орехов. Он хотел, чтобы мы перешли на Меренге, если уж не хотим жить в деревне: он мог бы тогда видеться и разговаривать со мной. Я показал ему картины в «Библейском словаре» Смита, которые он без труда понял, рассказывал ему о Библии.

Он очень интересовался, почему мы идем на Танганьику, зачем пришли, что будем там покупать, есть ли у нас там связи. Затем вождь показал мне превосходные большие бивни длиной в восемь футов шесть дюймов. «Что же ты хочешь покупать, если не рабов и не слоновую кость?» Я ответил, что единственное, что я здесь видел, стоящее покупки в качестве образчика, – это рослый, толстый вождь, которого женщина поит пивом. Это его рассмешило, и он заметил, что в таком случае, когда мы достигнем моей страны, я должен буду одеть его в красивую одежду. Эта реплика привела к разговору о нашем климате и о производстве шерсти.