Блудный сын, или Ойкумена. Двадцать лет спустя. Книга 1. Отщепенец - Генри Лайон Олди

– Героически. Смертью храбрых.

– Галактику спас?

– Спрашиваешь!

– Поздравляю. С меня венок.

– Тренировки полным ходом! У вояк имитаторы – закачаешься! Пять минут, и вообще забываешь, что ты не в космосе!

– У вояк? – счёл нужным переспросить Гюнтер.

– Ага! Центр переподготовки ВКС, или что-то в этом роде. Синхрон, резонанс, коллективный эмо-импульс… Импульсы слишком расходные, будем пробовать градиентную накачку фона – так нас на дольше хватит. Вояки аварийными ситуациями задолбали. Круть! Атака фагов, сбой реактора, отказ систем. Разгерметизация, невесомость, экстренная эвакуация… Я тебе уже говорил, что погиб?

– Говорил. Два раза.

Чистый, как спирт, восторг Седрика хлестал из сферы, хотя Гюнтеру было прекрасно известно: эмо-волны через коммуникатор не передаются. По странной случайности кавалер Сандерсон знал, кем работает Норландер: Т-психолог при молодёжной сборной Ларгитаса по хоккею с шайбой. Настрой на победу, дух коллективной игры, позитивные мотивации, снятие стресса от поражений… Профессиональная деформация, угрюмо думал Гюнтер, разглядывая увлечённо жестикулирующего Седрика. Уволиться, что ли? Устроиться психологом в сборную по вольной борьбе…

– Хотел бы я быть с вами… – пробормотал он.

– Да ладно тебе! Нам сказали, ты в этом деле вообще главный!

– Я? В каком это деле я главный?!

– В проекте «Кольцо»! Мы всей командой на тебя работаем!

– На меня? Каким образом?!

– А это уж тебе виднее! Не парься, Гюнни! Я же понимаю: секретность, все дела. Если нельзя, ты помалкивай. Никаких обид! Потом, когда всё закончится… Ну, если разрешат…

Взгляд Седрика сместился ниже. Куда он смотрит? Чёрт! Похоже, вазочка с икрой попала в поле зрения новопреставленного спасителя Ойкумены. Икра окончательно убедила Норландера, кто тут главный.

– Извини, меня зовут, – Седрик отвернулся, кивнул собеседнику-невидимке. – Разбор полётов, головомойка. Всё, я побежал!

Сфера погасла.

Без всякого аппетита Гюнтер взялся за надкушенный тост, желая подсластить, вернее, подсолить горечь разговора. Увы, сегодня фортуна не была расположена к кавалеру Сандерсону: дверной звонок пришёл на смену уникому. «Тиран пожаловал, – решил Гюнтер. – Не пустить из вредности? Всё равно войдёт, у него код от двери есть. Может, хоть зло на нём сорву?» Пульт управления лежал под рукой. Гюнтер коснулся сенсора, отпирающего замо́к:

– Входите.

В дверном проёме полыхал закат. На его фоне замерла фигура – силуэт цвета летней ночи. Нет, не Тиран. Слишком стройная, слишком хрупкая… Дверь мягко закрылась, отсекая закат, свет упал на смуглое, с тонкими чертами, лицо молодой брамайни.

– Мирра?! – задохнулся Гюнтер.

Встреча, что случилась семь лет назад. Энграмма этой встречи, извлеченная сегодня доктором Йохансоном. Любовь и насилие, насилие и любовь. В памяти остались рубцы, и они саднили.

– Если хочешь, красавчик, зови меня Миррой.

Лукавая улыбка на губах. Шелест струящегося шёлка. Женщина просто шла, приближалась, делала шаг за шагом, а казалось, что она танцует. Тёмно-синее сари текло по её телу, словно морская вода.

– Кто вы?

– Я? Миранда. Сократим до Мирры?

Имя было не брамайнское, скорее всего, ненастоящее. Это слегка отрезвило Гюнтера:

– Что вы здесь делаете?! Мы на охраняемой территории…

– О, я шпионка! У тебя есть тайны, красавчик?

Брамайни рассмеялась:

– Я люблю тайны!

Она присела на край стола – близко к кавалеру Сандерсону, но в то же время сохраняя дистанцию. Это соблазняло больше, чем объятия.

– Всё в порядке, милый. Меня пригласили.

Брамайни продемонстрировала приколотый к сари золотой значок-пропуск: переплетение литер «W» и «E», такое же, как у Гюнтера.

– Кто пригласил? К кому?

– К тебе, солнышко. Я – твой сюрприз.

С милой непосредственностью Миранда намазала тост маслом с икрой. Откусила, блаженно закатила глаза:

– У тебя есть стиль. И, думается, не только в еде. Я тебе нравлюсь?

– Д-да! – выдохнул честный Гюнтер.

Ещё секунду назад он твёрдо вознамерился выставить Миранду из дома.

– Это хорошо, – оценила Миранда. – Так гораздо проще.

Без малейших видимых усилий она скользнула по гладкой столешнице. Придвинулась вплотную, коснулась пылающей щеки Гюнтера. Отстраниться? Отодвинуть кресло? Вступив в заговор с брамайни, кресло отказалось двигаться наотрез.

– Послушай, Ми…

Тонкий пальчик запечатал ему губы:

– Ми! С этой ноты мы и начнём.

Морская волна стекла с женщины на пол.

Ни в чём себе не отказывать, вспомнил Гюнтер. В конце концов, почему бы и нет? Кто главный в проекте «Кольцо»? Я главный. На кого работает вся команда? На меня работает…

«Я сегодня погиб, – встрял издалека Седрик Норландер. – Два раза.»

Иди к чёрту, отмахнулся Гюнтер. Я занят.

III

Я голый. Снизу. Навзничь.

Она сверху. Голая.

Скачет.

Смешно. Очень смешно. Между ногами смешней всего.

Снизу – красный. Сверху – фиолетовый.

Перистый, как закат.

Груди подпрыгивают. Прыг-прыг. Во рту солоно. Чем быстрее подпрыгивают её груди, тем солоней во рту. Словно вяленой рыбы наелся, а пить не дают. Торчащие соски́ – синкопы в регтайме «Конферансье».

Ещё смешнее.

Пахнет фиалками и сбежавшим молоком. Кто пахнет? Что пахнет.

Свет из окна. Он пахнет.

Капля пота стекает на щеку. Грохочет. Грохочет.

Щекочет.

– А-а-а! Прекратите!

– Что с вами? Вам плохо? Позвольте, я взгляну…

– А-а-а!

Двигаюсь. Двигаюсь. Двигаюсь.

Движение – пространство. Движение – время.

Время горит во мне. Сгорает. По́том выходит наружу, сочится из пор.

Она подо мной. Двигается. Движение – чёрный хлеб.

Я на ней. Двигаюсь. Минута – ля-бемоль.

Регтайм «Конферансье» тычется мне в рот. Приплясывает.

Фиолетовый бемоль. Полтона. На ощупь – яичница.

С беконом.

Смеюсь. Смеюсь.