Блудный сын, или Ойкумена. Двадцать лет спустя. Книга 1. Отщепенец - Генри Лайон Олди

– Остаётесь. Мне нужны честные люди с хорошей памятью.

Отключив связь, он сверился со списком. Всё верно, Седрик назвал всех, чьи личные дела и медицинские карты переслали Тирану из специнтерната после тщательного отсева. В возрасте восьми-одиннадцати лет эти дети обращались к интернатскому врачу, жалуясь на видения, а то и на вторжения в мозг.

В видениях неизменно присутствовала женщина с флейтой.

– Ты молодец, – говорит Ян Бреслау, обращаясь к мальчику по имени Гюнтер. – Ты даже не представляешь, какой ты молодец!

– Я потом хотел ещё раз – туда. Не получилось, – взгляд Гюнтера мрачнеет. Похоже, он не доверяет чужой похвале. – Она предупреждала: это случайность. И велела искать способы. Только способы должны искать вы. Мне ещё рано…

Гюнтер Сандерсон, десяти лет от роду, долговязый и нескладный, смотрит на обелиск. Мокрый, тёмно-зелёный гранит. Дождь съел легчайший перламутровый отлив, растворил в воде. Две статуи, мужчина и женщина, Николас Зоммерфельд и Регина ван Фрассен: он обнимает её за плечи, оба смеются, глядя куда-то вперёд. Между ними стоит мальчик, ничем не похожий на Гюнтера. В частности, Гюнтер живой, а мальчик каменный. Ладонь ребёнка лежит на загривке лохматой козы. В обелиске нет ничего трагичного, но маленький Гюнтер смотрит на обелиск так, словно готов заплакать в любой момент.

– Вы ищите, – напоминает он. – Хорошенько ищите. А если у вас не получится… Не бойтесь, я быстро расту.

– Расти быстрее, – просит Бреслау. – Я обожду.

Всё-таки ты не уникум, подумал Ян Бреслау. Ты не уникум, кавалер Сандерсон, а жаль. Я так надеялся… Единственное, что отличает тебя от приятелей-менталов, взъерошенных птенцов «Лебедя», до которых сумела достучаться заживо похороненная госпожа ван Фрассен – это твоя честность. Ты обещал? Ты выполнил обещание. Да, честность и чувство долга. Качества, бесспорно, редкие, похвальные, но вряд ли они имеют касательство к нашему Отщепенцу.

От честности антисы не рождаются.

Увы и ах.

«Я идиот. Нет, я мерзавец. Нет, я мерзавец и идиот, конченый болван. Я должен был сразу после эпизода на кладбище отправить запрос в интернат. Или хотя бы расспросить Гюнтера, одинок ли он в своём контакте с Региной. Она стучалась, ломилась, кричала, пока были силы, а я выслушал мальчишку и ничего не сделал. Наверняка ван Фрассен стучалась и ко взрослым телепатам. Она стучалась, а взрослые воздвигали несокрушимую оборону, пресекая её попытки в зародыше. Взрослым отлично известно: в мозг не ломятся с добрыми намерениями. Её хватило на пять-шесть лет крика из-под земли, а потом… Иссякли силы? Саркофаг сделался непроницаем? Какая разница?! Мы дважды похоронили тебя, флейтистка. Я, Ян Бреслау, своей тупостью убил тебя, закопал и надпись написал: «Сдано в архив»…»

Снимая стресс, он нырнул в рутину. Текстовые выписки, снимки, видео. Графики, диаграммы. Тиран по опыту знал: лишь напряжённая, требующая полного сосредоточения работа способна превратить его из профнепригодного истерика в бесстрастного истукана. С упорством, достойным лучшего применения, Бреслау бился головой в стену. Все материалы, которые он перебирал, были посвящены одному человеку – Гюнтеру Сандерсону.

Кавалер Сандерсон, румяный и долговязый честняга, просто обязан быть особенным, уникальным, единственным в своём роде. Обязан, и баста! Если, конечно, тупой упрямец Ян Бреслау не принимает желаемое за действительное. Что, если чуда не произошло? Что, если Гюнтер – не отец Отщепенца?

В любом случае, это следует выяснить.

Всё остальное, имевшее отношение к проекту «Кольцо», делалось без непосредственного участия Тирана. Процесс запущен, огромная машина набирала обороты. Инструкторы до седьмого пота гоняли экипаж и спецкоманду «Ловчего», натаскивая людей на ситуации возможные и невозможные, штатные и нештатные. Орбитальные верфи Хельмы, находящейся под негласным протекторатом Ларгитаса, который день работали в режиме строжайшей секретности – здесь, в самом сердце охотничьих угодий стаи, полным ходом шло переоборудование рейдера «Ловчий». Это лишь в программах имитаторов корабль был полностью готов и укомплектован – в реальности для модификации требовалось время. Ареал обитания стаи планомерно засеивался зондами слежения. Приказ гласил: ни один волновой объект в этом секторе не должен ускользнуть от внимания научной разведки Ларгитаса! Агенты-внешники на Хиззаце рыли носом землю в поисках сгинувшей в канализации Мирры Джутхани. Очередная томная красотка, готовая зачать ребёнка, стучала в дверь кавалера Сандерсона – врачи-консультанты точно рассчитали период, достаточный для отдыха и восстановления сил упомянутого кавалера. И нёсся к Шадрувану фельдъегерский курьер-корвет, салютуя разрешением для карантинной службы на вывоз растительного груза государственного значения – шестидесяти тюков травы-«пу́танки», свежей и сушёной, для новой серии евгенических экспериментов…

Проклятье! Шадруван потянул за ниточку, и мысли Бреслау опять вывернули на Саркофаг с погребённой в нём флейтисткой – Региной ван Фрассен, менталом экстра-класса.

Аномалия рождает аномалию? Внезапная аналогия ударила поддых: Саркофаг похож на двойную оборону ментала. Ни изнутри наружу, ни снаружи внутрь. Какое-то время Саркофаг был частично проницаем… Ну да, юный ментал тоже не сразу учится закрываться наглухо! Если Саркофаг закрыла именно госпожа ван Фрассен…

Тиран страдальчески сморщился, замотал головой, как лошадь, отгоняющая докучливого овода. Хватит! Нить размышлений рвалась, ускользала. Трава? Пу́танка растёт у Саркофага? Допустим, феномен Саркофага отчасти ментальной природы. Трава, растущая в его окрестностях, вызывает галлюцинаторный эффект, смещая и искажая сенсорные реакции на раздражители. Секс накурившихся эмпата и энергетки – кстати, первой энергетки, волей случая угодившей на Шадруван! – приводит… К чему?

К зачатию и рождению ребёнка-антиса?!

…Нет, не первая. Она – не первая. Там одно время работали гематры. И что? Вряд ли эти ходячие компьютеры предавались на Шадруване сексуальным утехам с инорасцами…

Безумная цепь случайностей. Безумный результат. Может, в Гюнтере Сандерсоне и нет ничего уникального? Окажись на его месте любой другой ментал? – просто любой? – результат был бы тот же?

– Вы не устаёте меня удивлять!

Рядом со сферой, содержащей файлы кавалера Сандерсона, сконденсировалась вторая, поменьше. Из неё на Тирана глядел доктор Йохансон, возбуждённый сверх всякой меры.

– Где вы откопали вашего мутанта?

– Какого мутанта? – не понял Бреслау.

– Вот этого!

Йохансон исчез. На месте доктора возникла спектрограмма Отщепенца. Эксперты «Аномалии» проанализировали спектрограмму вдоль и поперёк, разобрав буквально по пикселям. Сравнение со всеми доступными спектрограммами других антисов, а также флуктуаций континуума и коллантов в большом теле, ни к чему полезному не привело. Семьдесят три процента совпадения с волновым слепком брамайнского антиса. Кое-какие аналогичные сочетания спектральных линий имели сходство со слепками коллантов – два-три процента, можно пренебречь; меньше одного процента соответствий – у флуктуаций низших классов. Результаты нельзя было назвать нулевыми, но стремящимися к нулю – вполне.