Только не ты - Лара Дивеева

Водитель открыл дверь и толкнул меня в опостылевшую комнату.

Гранд лежит ничком поперёк постели. Окровавленные кулаки нарисовали полосы на простыне. Он дышит, а остальное меня не касается.

От его гнева пострадал шкаф, осталась только половина каркаса и гора тряпок на полу. Треснули доски на окнах. Треснули, но не сдались. Не сдалась и дверь, снести её Гранду не удалось. Качественная английская работа против больного мужчины в гневе. Обломки стула разбросаны, бутылочки-флакончики разбиты, а сам Гранд, бравый молодец, валяется на кровати. Устал, небось!

Я расчистила место в углу и накидала на пол полотенец и простыней. Жуть как неудобно, но я заставила себя вспомнить, какой плаксивой и истеричной становлюсь из-за недосыпа, и тут же расслабилась. Завтра мне понадобятся силы, много сил. Я должна оставаться хладнокровной при любом раскладе. Впадая в истерику, ты отдаёшь контроль в руки тех, кто пытается тобой манипулировать.

Я этого не допущу.

А Гранд… а что Гранд?

***

Нормальным сном эту пытку не назовёшь. Обрывки кошмаров, дрожащие мышцы, затёкшие руки. Жарко, словно лежу около печки.

Поворачиваюсь и нахожу источник жара. Упираюсь рукой в грудь, очень горячую. Гранд спит на полу за моей спиной, и у него жар.

Это конец.

Он и так уже растратил девять жизней, десятой не дано. А ведь у меня появилась надежда, что он выкарабкается.

Какого чёрта он делает рядом со мной на полу?

Перешагнула через него и включила свет в ванной. В середине зеркала – чёрная дыра, как кратер. Вокруг торчат осколки, в каждом отражается моё измученное лицо. Смотреть в разбитое зеркало – плохая примета, но я делаю это нарочно, дразню судьбу. Принимаю душ, чищу зубы полотенцем. Порошка нет, он втоптан в ковёр.

В комнате раздаётся голос Гранда, он бредит. «Я приду за тобой!» – повторяет грозно. Матерится, повторяет моё имя. Понятное дело, раз ругается, то на меня!

Нехотя возвращаюсь в комнату. Постель в крови, но убирать я не стану. Рука непроизвольно тянется ко лбу Гранда. Жар такой, что страшно.

Чем, спрашивается, я настолько не удружила судьбе, что она сунула меня в это пекло? Могла бы хоть снабдить равнодушием, чтобы я оттолкнула больное, горячее тело ногой и спокойно заснула.

– Гранд! – Надо привести его в чувство, чтобы выпил жаропонижающее. – Гранд, ты меня слышишь?

Щурится и ворчит в ответ.

– Нет, не слышу. Ты так орёшь, что я оглох!

Мысленно ругаюсь матом, таким, что бабушка пришла бы в ужас. Гранд в сознании, а с остальным пусть справляется сам. Раз он в силах острить, то и таблетку принять сможет.

– У тебя жар!

Сгребаю в охапку мою постель и переношу в другой угол комнаты. Хотя не засну уже, поэтому и оставила свет в ванной.

Гранд ползёт следом. Упорный, зараза! Полыхает так, что им можно костры разжигать, но ползёт. Ложится на пол за моей спиной, благо, что не касается меня, иначе бы точно придушила. Дышит так часто, что один вдох накладывается на другой. Хаос. Прерывистая музыка болезни.

Не хочу ему помогать, пусть сам разбирается. Не хочу быть рядом, дышать с ним одним воздухом, его прерывистое дыхание против моего равномерного.

Хочу желать ему зла, но не могу.

Гранд шевелится за моей спиной, подбирается ближе.

– Если кто-нибудь из них дотронулся до тебя, я их убью. Введу в агонию, потом верну к жизни и снова убью. Даже если они только прикоснулись к тебе. Даже если рядом стояли, если дышали твоим воздухом. Я поклялся Джейку, что так и сделаю. Он знает. Он, – Гранд прервался на изысканные ругательства, – не посмел бы причинить тебе вред, но если тронул хоть пальцем…

В Гранде говорит жар. Или это ущемлённое самолюбие, потому что кто-то осмелился им манипулировать. Им! Александром Великим!

Я подтянула колени к груди и зажмурилась. Гранд хочет узнать о том, что произошло с Джейком, но я молчу.

– Я воровал, – говорит, не дождавшись моего отклика.

Он что, всерьёз думает, что этим признанием вызовет меня на откровенность? Тысячу раз идиот!

– Я нарушал законы, – продолжает глухо.

Я не собираюсь слушать его признания.

– Я лгал, манипулировал людьми.

Если он не заткнётся, я вылезу в форточку в ванной. Или выгрызу выход зубами. Спрыгну с третьего этажа. Телепортируюсь подальше отсюда.

– Я жестокий, избалованный, беспринципный мерзавец.

Ведь правду говорит! Наверное, впервые в жизни. Выворачивает наружу свою девственную совесть. Как ему? Щекочет нервы?

Наговорит всякого, а потом, когда температура спадёт, вспомнит, какую пургу нёс, и прикончит меня.

– Я – глянцевое дер+мо.

Ему бы на визитке это написать! Или татуировку на лоб, чтобы такие дурочки, как я, не ловились на его харизму.

Мне надоело выслушивать поток бредового раскаяния.

– Жаропонижающее в аптечке, – бурчу.

Гранд тяжело дышит за моей спиной. Обдаёт шею горячим воздухом.

– Я никогда и никому не даю обещаний, – его голос трещит, как лучина, – но для тебя сделаю исключение. Даже если они тебя не тронули, я им отомщу. Обещаю!

А вот в это я как раз верю, Гранд любит мстить. Мне он тоже отомстил и не раз. Его мысли заполнены местью до краёв, он только ею и занят. Удивляюсь, как у него остаётся время на жизнь.

Гранд затихает, порождая робкую надежду, что он заснул.

Но нет.

– Ты действительно сказала на фестивале, что я невероятный? Ты дура!

– Я имела в виду, что ты невероятный гад.

– Наконец-то до тебя дошло!

– Я давно об этом знаю. На фестивале тобой восхищались дети, и я не решилась тебя разоблачить. А стоило!

Чувствую его жар за спиной, всё ближе. Гранд сопит мне прямо в ухо.

– Ты что, нюхаешь меня? – приподнимаюсь на локтях.

– Ты хорошо пахнешь.

– Это нафталин.

– То-то я вспомнил бабушку!

– Придурок, прими жаропонижающее, ты бредишь!

– Я их убью!

– Обязательно. Только сначала прими лекарство и отстань от меня.

Гранд лежит на месте, принюхивается. Вставать явно не собирается. Вздохнув, поднимаюсь на ноги, потому что не могу больше выносить его пыхтение и бред.

– Ты куда? – требует ревниво.

– На свидание.

Несу лекарства в ванную, потому что там светло. Выдавливаю две таблетки, наливаю воды. Надо бы ослепить Гранда светом в комнате, чтобы глазам было больно. Я должна хотеть причинить ему боль.