Черная кость - Анжела Марсонс

Он не стал вести светскую беседу с Мелоди и ни разу не встретился с ней глазами, пока они ждали мистера Робертсона.

Забудь про Рим, сказал себе сержант. Все дороги сейчас ведут на эту фабрику, штампующую дешевые подделки[46].

– Чем я могу помочь вам, офицеры? – спросил Стивен, появляясь за спиной у секретарши.

– Мистер Робертсон, мы хотели бы обсудить с вами пару вопросов. Есть здесь какое-нибудь место, где мы могли бы…

– Конечно. Прошу за мной, – ответил мужчина, проходя в дверь. Вслед за ним они прошли в шоу-рум. – Моя мать сейчас на встрече с перспективными клиентами…

Он провел их в дальний конец помещения, к небольшому столику в углу.

Следуя за ним, Доусон не мог не взглянуть на подборку товаров, выставленных в витринах. Он представил себе, как его невеста несет одну из этих сумок. Если это и было дешевое дерьмо, то оно было очень впечатляющим дешевым дерьмом. Хотя и недостаточно впечатляющим, чтобы помочь ему выбраться из той ямы, в которую он сам себя загнал.

– Прошу вас, присаживайтесь, – предложил Стивен, отодвигая в сторону клавиатуру и ставя локти на стол.

– Мистер Робертсон, правда ли, что вы регулярно заказываете сармале в кафе у Василе? – задал вопрос сержант.

Мужчина нахмурился, а потом улыбнулся, как будто увидел в вопросе что-то забавное. Такого начала он явно не ожидал.

– М-м-м-м… да. Это очень популярное румынское блюдо, и раз в неделю мы заказываем его для наших девушек, – сказал он. – Они очень много работают, офицер.

– Не сомневаюсь, – ответил Кевин напряженным голосом. – Вы сказали «девушек». А мужчины что, не едят его?

– Вы хотели сказать, мужчина, – уточнил мистер Робертсон, не обращая внимания на тон Доусона. – У нас единственный сотрудник-мужчина, Николае, и он может есть столько, сколько захочет. Я использовал слово «девушки» только потому, что большинство работающих у нас людей – женщины. – Стивен чуть помолчал. – И в этом нет никакого сексизма, – продолжил он, словно защищаясь. – Просто мы можем выбирать только из тех, кто приходит к нам наниматься.

– И каким образом женщина может устроиться к вам на работу? – поинтересовалась Стейси.

– Николае приносит нам резюме, и мы решаем, кого пригласить на интервью.

– Значит, у вас здесь нет других работающих мужчин? – уточнил Доусон.

Мистер Робертсон отрицательно покачал головой.

– Мне хотелось бы знать, по какой причине вы здесь, офицеры. Не вижу, каким образом тот факт, что мы угощаем наших сотрудниц ланчем раз в неделю, может быть связан с делом, которое вы расследуете.

Доусон почувствовал, как Стейси толкает его ногой под столом.

Его неприязнь была вызвана разочарованием от того, что и эта ниточка ни к чему не привела. Сержант достал телефон и нашел в нем фотографию.

– Сэр, вы знаете этого человека? – спросил он.

Мистер Робертсон, нахмурившись, посмотрел на фото. Его губы сложились в гримасу отвращения.

– Боже мой… Он мертв?

Доусону самому хотелось бы, чтобы эта единственная фотография была не из морга.

– Боюсь, что да, – ответил он. – Так вы его знаете?

– А есть причина, по которой я должен его знать? – Мистер Робертсон отрицательно покачал головой.

Сержант не был готов признаться в том, что они пришли просто потому, что у мужчины в желудке было сармале.

– Очень жаль, господа, – сказал мистер Робертсон, взглянув на часы, – но мне кажется, что ничем больше я не смогу вам помочь.

– А мы не могли бы поговорить с кем-нибудь из ваших сотрудниц? – спросила Стейси милым голосом. – Может быть, кто-то из них узнает этого человека…

Доусон с уважением отнесся к попытке своей коллеги, но ответ казался ему очевидным.

– Конечно, офицер. Можете поговорить со всеми, если хотите.

Сержант ничем не выдал своего удивления. Такого ответа они не ожидали.

Стивен Робертсон рассмеялся.

– Мне жаль, если я вас чем-то разочаровал, но эти девушки – не пленницы. И нам нечего скрывать.

– Благодарим вас за сотрудничество, мистер Робертсон, – сказала Стейси.

– Не за что, офицер. Вам просто достаточно попросить.

Элли вышла из душа и внимательно прислушалась, уверенная, что снизу доносятся какие-то голоса. Возможно, Роксана в одиночестве вновь поет вместе с радио. Как только передают какую-нибудь песню Пинк[47], она не может с собой совладать.

Для себя Элли решила, что сегодня обязательно позвонит матери. Она знала, что разговор, скорее всего, закончится ссорой. Злоба на мать за полное отсутствие заботы с ее стороны клокотала под маской опытной женщины, которую выбрала для себя Элли. Если ее мать хочет таких отношений – отлично; но она должна услышать это от нее самой, прежде чем предпримет какие-то шаги.

Элли все так же упрямо отказывалась признаться себе, что за последние дни было несколько моментов, когда она скучала по тому, как ее мама негромко подпевает мелодиям 80-х, гремя сковородками на кухне. Или по их добродушным спорам о том, кто первый займет ванную по утрам…

Но если ее мать выбрала эту игру, то Элли готова сыграть в нее.

Девушка расчесала волосы и направилась на первый этаж. Сегодня на ланч они вместе готовят мексиканскую еду. А потом она позвонит матери.

* * *

Элли превратилась в изваяние, увидев громадного чернокожего мужчину, сидевшего на кухне. Вся его одежда была такой же черной, как и его кожа, и только на запястье поблескивали золотые часы.

Роксана повернулась от стола, на котором закипел чайник. Ее лицо выглядело вытянувшимся и грустным, а улыбка – вымученной.

– Элли, я хочу представить тебе своего друга. Это Кай Лорд.

Девушка выдавила из себя улыбку и кивнула мужчине, почувствовав, как тот осматривает ее с головы до ног. От его улыбки она ощутила себя не в своей тарелке. Это не была та теплая улыбка, с которой впервые встречаются с человеком. В ней сквозили удовлетворение и удовольствие. Так обычно осматривают свое собственное создание – или вновь приобретенную собственность.

– Рад знакомству, Элли, – сказал мужчина, протягивая руку.

Он остался сидеть, а это значило, что она должна была или подойти к нему, или обидеть, чего Элли никогда не сделала бы по отношению к другу Роксаны, каким бы страшным он ни был.

Его пожатие было крепким, а кожа – теплой. Лорд задержал ее руку в своей на мгновение дольше, чем этого требовали приличия. Мужчина сжал пальцы, девушка сморщилась, он улыбнулся.